— Нет. Мое дело — доставка, и чтобы клиенты не жаловались.

— Странно. — Амалия взяла в руки пакет и покачала его. Ей показалось, что в середине что-то булькнуло.

— До свидания! — попрощался парень, и через мгновение за ним звякнул колокольчик на двери.

— Ничего себе! И что с этим делать? — растерянно посмотрела на девушек Амалия.

— Надо открыть, — резонно посоветовала Аня.

Женщина разорвала плотную бумагу, скрывавшую действительно коробку из-под эклеров, и увидела в ней небольшую пластиковую бутылку с темной жидкостью и надписью от руки на белой квадратной этикетке: «Вино из ежевики. Домашнее».

— Ух ты! — хмыкнула Аня. — Наверное, ваши поклонники узнали, что вы здесь собираете сюжеты, и сделали такой презент инкогнито! А вон еще и записка!

Кроме бутылочки с вином в пакете лежал скрученный в трубочку и перехваченный тонкой резинкой белый лист, а также лист из тетради, сложенный вчетверо. Несмотря на интерес к интриге, Ане пришлось идти обслуживать других клиентов, а Вера осталась за барной стойкой наблюдать процесс открытий.

Амалия развернула листочек, прочла несколько строк, и брови ее поползли вверх.

Вера сдержалась и ничего не спросила. Но женщина сама протянула ей записку. На листке было старательно выведено:

«Уважаемая Амалия, к сожалению, не имею возможности лично рассказать Вам свои истории, поэтому посылаю одну вместе с тематическим подарком — домашним вином. Было бы очень хорошо, если бы Вы прочли и продегустировали мой подарок вместе с тем слепым господином.

Ваша почитательница».

— Почитательница? — Глаза Амалии округлились.

— Ух ты! Ничего себе! — удивилась Вера, хоть и была гораздо сдержаннее Ани в своих проявлениях. — Так надо же немедленно позвонить Виктору, как считаете?

— Не знаю, удобно ли это — дергать человека, у него, пожалуй, свои дела, — сказала Амалия и вдруг почувствовала, что в глубине души была бы рада такому неожиданному поводу снова увидеть этого странного человека, с которым недавно «читала» мистическую историю о гувернантке, хотя обсуждение сюжета и не сложилось.

Пока женщина анализировала произошедшее, а заодно и собственные ощущения относительно перспектив нового совместного чтения, Вера уже набирала номер Виктора со своего мобильного.

— Где? На Лукьяновке? Как раз собирались заехать? Так когда будете? Ну, вот и хорошо! — Вера выключила трубку и улыбнулась Амалии. — Минут через два-дцать-двадцать пять будет.

Амалия пожала плечами, вытащила из сумочки сигареты и молча направилась на улицу.

Она вдыхала горький дым тонких сигарет, приправленный ментолом, и думала, что снова ее жизнью руководит кто-то извне, решая за нее, что делать, на свое усмотрение направляя ее жизнь. Такое случалось и раньше, но не напрягало, ведь ее существование уже много лет направлял Артур, и она ему полностью доверяла. А кому еще ей было доверять? Отец умер, когда она была еще школьницей. Мама радовалась, что дочь учится в столице, хотя и рано выскочила замуж, правда, за своего, за надежного… А когда мама за несколько месяцев сгорела от рака, у Амалии и вовсе никого не осталось. Кроме Артура. Их судьбы сплелись и долго шли в одном направлении, пока не…

Сейчас она сама пыталась определять векторы, как-то наполнять и направлять свои дни, но в глубине души чувствовала, что это у нее получается довольно плохо. Иногда даже казалось, что она существует где-то в другом измерении, не так, как все люди вокруг, которые куда-то несутся, что-то делают, кипят эмоциями, и далеко не всегда положительными. Она же последние месяцы плавала, как уставшая пчела в сиропе, безразличная к окружающей жизни и даже к тому, что будет дальше с ней самой.

Выбросив окурок в мусорник, Амалия снова почувствовала голод, вернулась в кафе и спросила, готов ли ее заказ.

— Уже-уже! Поднимайтесь! Две минуты! — прощебетала Аня.

Амалия взяла с барной стойки коробочку-подарок и пошла к своему столику. Еще до того, как подошла Аня, она сняла резинку, развернула белый лист-трубочку, и глаза ее побежали по рукописному тексту — ведь кто знает, что именно придется ей читать вслух этому странному Виктору?

…Я обожаю экспериментировать. С тех пор как прочла Зюскиндовского «Парфюмера», не представляю своей жизни без экспериментов. Мне трудно, я совсем не приспособлена к обычной жизни обычного человека. Не понимаю, как это: изнывать у телевизора или оценивать новую одежду соседки. Меня это не интересует.

У меня нет семьи, я не думаю о какой-то там влюбленности, не верю в любовь, меня не интересует политика, я не опаздываю на работу и ухожу оттуда позже других. А еще я всегда спешу домой. Прежде всего — к винному погребу. Дорогу туда знаю только я. Темное и сухое его нутро тысячу лет сторожил Див, однако еще до моего рождения он исчез с насиженного места. Перестал показываться людям сразу после войны. А до тех пор сидел у входа в погреб, сторожил старый сад, который ветками кланялся ему до земли, яблоки падали, между ними падали снаряды, и яблони были в белой пене сока. Сок бродил, яблони упивались им и плакали. Див занес в погреб немного яблок, ими потом угощал голодных птиц, а сам не ел. Он поседел и состарился. Приглядывал за старым садом, вытаскивал из покореженных стволов подгоревшие гильзы, деревья стонали от боли и отчаяния. Потом внезапно он исчез. А вход в погреб закрыл камнем.

Мне было два года, когда полынная звезда, как и предсказано было библейскими пророчествами, упала в украинские степи[14]. Треть вод стали горькими, и мне снилась седая полынь. Я не знала, что это полынь, седое марево пекло, окутывало едким дымом. Див приходил в мои сны вместо отца, выносил меня из той жгучей боли, дул на меня холодным спасительным ветерком. Я не видела его лица, но чувствовала его руки. Они были холодными.

Так продолжалось еще двенадцать лет.

…

…Мне шестнадцать. Вчера получила паспорт, а завтра вступит в свои права последний месяц лета. К матери неспешно подходит сосед:

— Мария, ох и ежевики в этом году уродило! Я уж и вино поставил бродить. Сейчас снова за ней иду. Может, кто из вас хочет пойти со мной?

Мама не соглашается. У нее много работы. Но… тут же рядом я.

— Вместо того чтобы книжку читать, иди-ка с Иосифом по ежевику. Принесешь, варенья наварим. И вина приготовим!

Мы идем долго. Дядя Иосиф ведет меня по незнакомой дороге. Лес сгущается, просвета не видно.

— Нам еще далеко?

— Потерпи, еще немного…

Вскоре мы выходим на большую светлую поляну. Под ноги попадают ежевичные гроздья, я ступаю осторожно, но за мной остается чернильный след. Ягоды сладкие, ем их досыта, собираю в кувшин. Он наполняется быстро.