привезла вещи. И… все на этом.

– А почему так мало? Адам не мог помочь тебе с чемоданами?

– Я смотрю у тебя к Адаму тайная страсть, – хмыкает Этери. – Мне уже можно ревновать? А вещей у меня мало. Я… Возможности не было одеваться разнообразно и красиво. Такие вот дела. Ну что, все готовы?

– Да. Сейчас найду шарф и можем выдвигаться.

Выбираю для прогулок парк возле замерзшего городского пруда. Помогаю Даринке выбраться из автокресла и подхватываю ее на руки. Этери забирает ключи из моих рук и открывает багажник. С улыбкой на лице тянет надувную "таблетку" для катания.

– А мы с тобой не будем кататься? – улыбается, смахивая с разрумяненной щеки волнистую прядь.

– Не знаю… Я думал покатать Дарину. А ты хочешь?

– Конечно, Лев. И тебе надо обязательно прокатиться. Это так здорово!

– Там есть прокат, – бурчу сухо, делая вид, что все это мне безразлично – она, горка, домашний обед и мои гребаные чувства…

Глава 23

Лев.

До чего я дожил… Горки в парке, санки, дети… Сам ведь хотел, чего теперь жаловаться? Бреду к низковатому зданию с кричащей вывеской «Прокат». Даринка бежит рядом с нами, держа Этери за руку.

– Мама, голка, голка, смотли! А папа будет кататься? – вскидывает на меня осторожный взгляд дочка.

– Папа? – протяжно отвечает Этери, а я ловлю себя на мысли, что мне нравится это слово в ее устах. Улыбка, обращенная ко мне, румяные щеки, блестящие от счастья глаза.

И я понимаю в глубине души, что Тина никогда не полюбит Даринку так крепко, как Тери… Хотя, может, я и ошибаюсь. Дарина ведь для Этери тоже чужая, хоть и вскормленная грудным молоком… Черт… Вот зачем я думаю об этом сейчас? Кого пытаюсь переубедить?

– Папа будет катать девчонок, то есть вас, – отвечаю строго. – Ну… Разве что разок прокачусь.

– Ура! Даринка, вот увидишь, папе так понравится, что мы его будем оттаскивать от горки.

Оплачиваю прокат санок и большой надувной «ватрушки». Этери любопытно осматривает горки, выбирая, на какую пойти. Едва я собираюсь открыть рот, чтобы предложить самую маленькую и безопасную, на мой взгляд, горку, Тери опережает меня, метнув взгляд в противоположную сторону:

– Давай кататься там, Лев? Горка широкая, вокруг нет деревьев или других препятствий, на которые можно напороться. Как считаешь?

– Давай. Знаешь, я совсем об этом не подумал, – протягиваю, искренне восхищаясь ее предусмотрительностью.

– Лев, иногда мне кажется, что ты не был ребёнком. Ты слишком строгий и напряжённый, – хмыкает Тери, поправляя пушистую красную шапку. – Расскажи о свое семье. Ну, маму я видела, а отец?

Как давно меня не спрашивали об этом! Я словно превращаюсь в комок нервов, болезненных и воспаленных. Тронь их – испытаешь чудовищную боль… Как хотел я быть любимым и понятым отцом, мечтал считать его другом, восхищаться и гордиться им, а получил… Тирана, мучителя, зануду, не дающего покоя. Кажется, вопрос Этери возвращает меня в прошлое, будто на машине времени.

– Отец умер, когда мне было семнадцать лет, Тери, – сухо отвечаю я. – У нас не было близких отношений, если ты об этом.

– А чем ты увлекался в детстве? Я, например, любила шить куклам наряды. Мама давала мне разноцветные лоскутки, а я шила из них юбки и платья. А потом научилась вязать и вязала кривенькие шарфики, – смеется Этери, крепко сжимая ладошку дочки.

– Я много читал, хорошо учился, любил играть в футбол, правда отец запрещал мне проводить время так нецелесообразно. Так что… Я был скучным умным мальчиком. Впрочем, сейчас не многое изменилось.

– Ладно. Похоже, я тебя замучила расспросами,– вздыхает она. – Вот и горка.

Воздух звенит от детского смеха и мороза. Поверхность горки поблескивает от солнца, а с верхушек деревьев, растущих на склоне, слетают крупные снежинки.

Этери садится в центр ватрушки и сажает на руки Дарину. Обнимает дочку и просит меня их подтолкнуть. Послушно выполняю ее просьбу, наблюдая, как девочки стремительно от меня удаляются. Этери смеется и сползает с ватрушки. Вынимает визжащую Даринку и вкладывает в ее ладошку веревку от «ватрушки». Не слышу их разговора, но понимаю, что Тери объясняет дочери, как подниматься.

– Папа, а второй лаз с тобой! – кричит Даринка. Машет мне ладошкой в заснеженной варежке и широко улыбается.

– Хорошо, заяц. Теперь мама будет нас толкать, да?

– А маму нельзя взять с собой? – грустно произносит Дарина.

Мимо проносится компания подростков на большой ватрушке. И да… Их там больше двух.

– Хорошо, давай и маму с нами посадим. Тери, ты как? Поедешь с нами?

Она краснеет. Отводит взгляд и тотчас его возвращает, смирившись с просьбой Дарины.

– Поеду, доченька.

Отталкиваюсь ногой и запрыгиваю в центр ватрушки, инстинктивно обнимая Этери и Дарину. Мы летим, смеясь и визжа, цепляя взглядом пролетающие мимо пейзажи и веселых людей. И все это – простое, на первый взгляд – серое небо надо головой, верхушки густых елей, кусачий мороз, смех и веселье – дарит моей душе необъяснимый восторг. Этери была права – я катаюсь и во второй, и третий раз, обнимаю девочек, как будто так было всегда, старюсь не думать о том, что будет завтра… Не сейчас, когда мне так хорошо…

– Лев, давай я вас сфотографирую, – предлагает Этери, отходя в сторону. Она вынимает из кармана куртки смартфон и поднимает руки, чтобы запечатлеть мое счастье на фото.

Прижимаю дочку к груди и смотрю на Этери, краем глаза замечая, как стремительно несется с горки груженная людьми ледянка. Скрипит на гололеде, приближаясь к стоящей Тери…

– Тери! Беги! – кричу, осторожно отодвигая дочку и выбираясь из ватрушки. – Уходи!

– Лев, я не слышу! Что случилось? А-ах…

Сидящий с краю ледянки мужик испуганно кричит и пытается повернуть горе-транспорт в сторону. Этери отпрыгивает в последний момент, но падает, потеряв равновесие.

– Ой… Нога… – пищит она, распластавшись на заснеженной дорожке.

– Господи, Этери… Где болит? Дочка, ну-ка посиди в ватрушке. Сейчас папа маму полечит, – командую, с трудом соображая, что делать.

– Я ногу подвернула. Болит… Очень сильно. Может, я порвала связки, – шепчет она бескоровными губами.

– Я сейчас посмотрю. Иди-ка сюда, – поднимаю ее за плечи и пытаюсь взять на руки. – Обними мою шею, – произношу, встречая недоуменный взгляд. – А что ты предлагаешь? Идти ты не можешь, значит, я тебя понесу.

– Я вечно все порчу, – всхлипывает Тери, крепко прижимаясь ко мне. Обдает шею сладким дыханием, касается кожи завитушками волос…

– Прекрати. Я наложу тебе тугую повязку, скоро все пройдет. Вон там лавочка, давай я посмотрю ногу.

Тери послушно снимает ботинок,