…Однажды ночью, после одного из таких разговоров, я лежал в постели и ждал, что войдет Элизабет. Я сказал, что оставил надежду, но это неправда. Я всегда надеялся. Такого одиночества, как той ночью, я никогда в жизни не испытывал. Думал, что готов отдать все, что у меня есть, — дом, деньги, — лишь бы она просто вошла ко мне в комнату, присела на кровать и поговорила со мной…

Квентин снова закрыл лицо ладонями. Когда он опустил руки, Вексфорд ожидал увидеть слезы на его щеках, потому что последняя фраза завершилась всхлипом. Но Найтингейл был спокоен и словно испытывал облегчение, освободившись от тяжкого груза, сдавливавшего ему грудь.

— Я слышал, как Элизабет поднималась по лестнице, — сказал он, — и страстно желал, чтобы она вошла. Пришлось напрячь волю. Одному богу известно, как я удержался и не позвал ее. Дверь ее спальни закрылась, и я услышал, что начала набираться ванна. В ту секунду я забыл обо всем — о своем возрасте, положении, о супружеском долге. Надел халат и бросился наверх. Я знал, что скажу Катье: почувствовал запах газа и подумал, что он идет из ее комнаты. Разумеется, никакого газа не было. Из ее комнаты доносилась лишь тихая музыка из радиоприемника. Я постучал, и она пригласила меня войти. Катье сидела на кровати и читала журнал. Мне не пришлось ничего говорить о газе. Это кажется невероятным, но я вообще не произнес ни слова. Она улыбнулась и протянула руки…

Квентин вдруг умолк. «Как в старинном романе, — подумал Вексфорд. — В книге на этом месте стояло бы многоточие». Найтингейлу многоточие заменил внезапный румянец, оттенивший белизну волос и усов и подчеркнувший возраст. С трудом подбирая слова и не получая помощи от инспектора, он продолжил:

— Были… ну, другие разы. Не много. И позапрошлой ночью. Я поднялся к Катье примерно в четверть двенадцатого. Я не знал, вернулась ли Элизабет. Просто не думал о ней. Мы с Катье… ну, я провел у нее всю ночь. Меня разбудили шаги Палмера внизу. Я понял, что что-то случилось, встал, оделся и нашел его на террасе.

— Жаль, что вы не рассказали всего этого раньше, — нахмурившись, сказал Вексфорд.

— Поставьте себя на мое место. Вы бы рассказали?

Старший инспектор пожал плечами.

— Это к делу не относится.

Вексфорд никак не мог разобраться в своих ощущениях. Алиби Квентина рассыпалось, но сменилось другим, еще более убедительным. Обычно в таких случаях старший инспектор злился из-за потерянного времени и чувствовал облегчение из-за того, что дело движется. Теперешнее беспокойство не укладывалось в привычную схему, и Вексфорд спрашивал себя, в чем дело. Потом понял. Ему не удалось подавить свои эмоции, и это совершенно непростительно. Чувство, которое он испытывал к Квентину Найтингейлу, называлось завистью.

— Ваши слова должны получить подтверждение, мистер Найтингейл, — сухо сказал Вексфорд, вставая.

Квентин снова побледнел.

— Я понимал, что вы будете расспрашивать Катье. Это бы ее не смутило. Она удивительная, необычная. Она… О, кажется, я вас задерживаю. Прошу прощения.

Вексфорд стал подниматься по лестнице. На втором этаже он на секунду остановился у двери в спальню Квентина, потом повернулся к последнему пролету. Сверху послышалась музыка, которая придала материальность, сделала почти осязаемым видение, вызванное завистью к Найтингейлу. Нежный, хрипловатый голос исполнял песню о любви, занимавшую первое место в хит-парадах поп-музыки. Вексфорда охватило желание, горькое и страстное, вернуть молодость хотя бы на час. Внезапно старость показалась ему единственной настоящей трагедией в жизни, рядом с которой все другие страдания кажутся несущественными. Зрелый, мудрый, обычно философски настроенный, он едва удержался, чтобы не крикнуть: «Это несправедливо!»

Вексфорд подошел к двери и громко постучал, ожидая, что музыка смолкнет. Но голос взмывал все выше, вибрировал страстью. Катье открыла дверь и впустила его.

Ее розовое платье украшали кружева, как на ночной рубашке, и вырез был таким же глубоким, открывая два молочно-белых холма и плечи, на которых даже кости казались мягкими. Она улыбнулась ему; в ее глазах, цвета моря, искрился смех. Квентин Найтингейл все это получил легко, без какого-либо сопротивления. И официант из «Оливы и голубки». А сколько других?

Впервые за все время службы в полиции Вексфорд понял, что толкало на преступление тех мужчин, которых он допрашивал и оправлял на скамью подсудимых, мужчин, которые на какое-то время забыли о благородстве, общественных табу и сексуальной сдержанности, — то есть насильников. Но, возможно, в насилии вовсе не было нужды — достаточно улыбки и протянутой руки. Ca me donne tant de plaisir et vous peu de peine[25]. И какое наслаждение! Инспектор прошел вслед за Катье в комнату, и из зеркала трюмо навстречу им двинулись два отражения.

Юная девушка со своим отцом. Нет, дедом. Она была из тех людей, рядом с которыми чувствуешь себя грубой, плохо скроенной заготовкой. С внезапной горечью Вексфорд ощутил себя мятым тюком поношенной одежды. Старым и дряхлым.

— Присядьте, пожалуйста, мисс Доорн. — Он с удивлением услышал, что голос его звучит размеренно и спокойно. — И выключите радио, если вас не затруднит.

Она подчинилась, не преставая улыбаться.

Его чувства к девушке не изменились. Желание — возможно, всего лишь желание вернуть молодость — никуда не делось, но теперь, отвернувшись от зеркала, Вексфорд чувствовал границу, отделявшую человека в здравом уме от безумца. Между фантазией и реальностью гигантская пропасть. То, что в мечтах кажется возможным, разумным и уместным, рассеивается как дым, когда объект мечтаний предстает перед тобой во плоти. На мгновение Катье показалась ему красивой вещью, но всего лишь вещью, без чувств, без разума, без прав. Теперь же он видел перед собой юную девушку, которая воспринимает его таким, какой он есть, — стариком. Казалось, все его тело презрительно смеется над разумом.

— Я должен задать вам несколько вопросов, — сказал Вексфорд.

Ему хотелось, чтобы Катье перестала смеяться и он смог бы взять себя в руки, создать желаемый образ, нечто среднее между богом и роботом, от которого исходит добродушие милого дядюшки.

— О ваших отношениях с мистером Найтингейлом.

Жаль, что им придется говорить о сексе. Хотя в противном случае фантазия никогда бы и не возникла.

— В каких вы были с ним отношениях?

— Отношениях?

— Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду, — прорычал инспектор.

Она пожала плечами.

— Я работаю у него и живу здесь, в его доме. — Катье взяла прядь волос, задумчиво посмотрела на нее и сунула в рот. — Он очень милый и добрый. Я его очень люблю.

— Мистер Найтингейл ваш любовник?

— Он сам сказать? — Девушка не смутилась и ничуть не испугалась.