— Значит, она не умерла? — спросил Вексфорд, поворачивая на Хай-стрит.

— Конечно, нет, черт возьми. Дэнис с ней развелся — или она с ним. Точно не помню. Одному богу известно, зачем они вообще поженились. У них не было ничего общего. Ей не нравились Квентин с Элизабет, и она неодобрительно относилась к частым визитам Дэниса в поместье. Якшается с реакционными элементами, как она это называла.

— Если Виллерс не любил сестру, то почему бывал там так часто?

— Понимаешь, они с Квеном сразу же подружились, — сказал Мариотт.

Вексфорд сместился к центру дороги, собираясь повернуть направо.

— Квен был в восторге от того, что его шурин оказался подающим надежды писателем, и, как я подозреваю, видел себя в роли его покровителя.

Машина медленно ехала по переулку, и Вексфорд остановился перед белым, украшенным цветами домом.

— Как бы то ни было, Дэнис, наверное, жаловался на невозможность работать у себя в квартире, и Квен предложил ему Старый дом в качестве писательского кабинета. И хватит здесь сидеть, Редж, — я умираю от жажды.

В комнатах, где накануне проходила вечеринка, до сих пор стоял запах сигарного дыма. Кто-то убрал со стола и вымыл посуду. «Вероятно, Гипатия», — подумал Вексфорд, наблюдая за Мариоттом, который настежь распахнул все окна.

— А теперь, Редж, время коктейля — кажется, так говорят. Наверное, рановато, но в деревне все начинается раньше, ты не находишь? На чем остановимся? Виски? Джин?

— Я бы предпочел чашку чая, — ответил Вексфорд.

— Неужели? Очень странно. Хорошо, я поставлю чайник. Должен сказать, Гипатия прекрасно справилась. Не забыть бы сказать ей об этом, когда увижу ее в следующий раз.

Вексфорд прошел вслед за ним на кухню.

— Значит, она здесь не живет?

— Нет. Мне это ни к чему. — Мариотт недовольно сморщил нос. — Только впусти их, и твоя душа тебе уже не принадлежит. — Он хитро покосился на Вексфорда. — Кроме того, чем их больше, тем безопаснее.

Вексфорд рассмеялся.

— Ты настоящий бабник, Лайонел.

— Я пользуюсь успехом, — скромно ответил Мариотт. Он насыпал в чайник три чайные ложки чая с бергамотом и ловко залил кипятком. — Мне продолжать?

— Будь добр.

— Как я сказал, Джун не нравилось, что Дэнис ошивается в Майфлит Мэнор. Он являлся туда почти каждый вечер, чтобы поболтать с Квеном, а на каникулах работал там целыми днями. Джун же считала, что он обязан быть с ней, размахивать флагами и писать лозунги на стенах. В конце концов она его бросила.

— Оставив в «шведской семье»?

— Ты забавно выражаешься. Тем не менее там попахивало треугольником, причем равнобедренным. Бедняжка Элизабет явно была неравнобоким углом. Меня всегда удивляло, до какой степени Дэнис и Квен поглощены друг другом. Книги, книги, книги, мой дорогой, и непрерывный обмен многозначительными цитатами из Вордсворта; оба они жаловались, что их посещают мысли, слишком глубокие даже для слез. И все это время Элизабет сидела и читала журнал «Вог», не имея возможности вставить слово.

— Осмелюсь предположить, ты нашел, о чем с ней можно побеседовать, — сказал Вексфорд, прихлебывая чай. — Никогда не встречал человека, который знал бы столько — как бы это выразиться — всякой всячины.

— Право же, Редж, не будь таким злым. Ты должен понимать, что Элизабет вовсе не была глупой. Не глупее Дэниса, только на свой манер.

— Он так не считает. Впрочем, неважно.

— Послушай, почему мы сидим здесь? Терпеть не могу кухонь, и, кроме того, я хочу свой джин. Отлично — дымом уже не пахнет.

Мариотт налил себе выпить и подвинул два кресла к открытым стеклянным дверям. Его маленький, обнесенный стеной сад заполнили бабочки, которые пили нектар из цветков буддлеи и, раскинув крылья, принимали солнечные ванны на камнях. Вексфорд сел там, где чувствовалось драгоценное тепло сентябрьского солнца, уже клонившегося к закату. На него напала истома, и он строго приказал себе сосредоточиться.

— Значит, Виллерс много времени проводил в Майфлит Мэнор?

— Поверь мне, как ни приедешь, он там. Более того, они с Квентином так прикипели друг к другу, что Дэнис даже отдыхать ездил с ними.

— Вероятно, миссис Найтингейл приходилось несладко, особенно если учесть, что они исключали ее из своих бесед. Чем она интересовалась, Лайонел?

Мариотт прикусил губу и задумался.

— Погоди, — медленно произнес он, словно рылся в глубинах памяти. — Ну, она активно участвовала в жизни графства, организовывала всякие мероприятия и заседала в комитетах, по многу часов в день наводила красоту. Составляла букеты, немного занималась садом…

— Правда? — перебил Вексфорд. — Может, в теплице с юным Шоном Ловеллом?

— На что ты намекаешь, старина?

— Как выразился один современник Вордсворта, «то, что люди называют любовной интригой, а боги — прелюбодеянием, гораздо чаще встречается в жарком климате»[29].

Мариотт улыбнулся и широко раскрыл глаза.

— Вот, значит, откуда дует ветер?

— Ну, она же не ходила на тайные свидания в лес к старому сэру Джорджу Ларкин-Смиту, правда? Или к пастору из Майфлита, или к Уиллу Палмеру? Разве что к тебе, Лайонел.

— Я все гадал, когда ты меня об этом спросишь. — Мариотт лениво потянулся, греясь на солнце, и рассмеялся. — Нет, не ко мне. А если ты серьезно, Редж, Гипатия расскажет тебе, где я был той ночью. Обрати внимание, я не говорю, что отказался бы от такой возможности…

— Может, ты даже попытал счастья?

— Может.

Теперь пришла очередь Вексфорда рассмеяться.

— Значит, мы возвращаемся к Шону Ловеллу, не так ли?

— Она симпатизировала Шону, — сказал Мариотт. — Однажды я встретил ее, когда она выходила из магазина грампластинок, здесь, на Хай-стрит. Купила диск, занимавший первое место в хит-парадах. «Я не должна отставать от моей маленькой певчей птички, — сказала Элизабет. — Он единственный настоящий соловей[30]в Майфлите». — «Довольно остроумно», — подумал я. Элизабет не была дурой.

— Любопытное замечание, — сказал Вексфорд.

— Не знаю. Ты слишком глубоко копаешь, мой дорогой. Вы, полицейские, ужасно циничны. Шон часто приходил под окна Элизабет и пел серенады. Думаю, ей это было приятно и она чувствовала себя молодой. Нечто вроде поклонения прекрасной даме, лестного и принимавшегося с благосклонностью.

— Вернемся к Виллерсу, — сказал Вексфорд. — Но сначала как насчет еще одной чашки чая для бедного, старого, циничного полицейского?