глубокой верой в будущее мирное сотрудничество между США и Советским Союзом, как это было во время войны. Однако недавно эта уверенность была поколеблена. Вот почему президент Трумэн попросил его полететь в Москву и обсудить со Сталиным пошатнувшиеся отношения между Соединенными Штатами и Советским Союзом. Вот что Хопкинс сказал Сталину:

«Два месяца назад у американского народа была искренняя симпатия к Советскому Союзу, и он полностью поддерживал политику президента Рузвельта… Эта симпатия и поддержка основывались на блестящих успехах Советского Союза в войне, отчасти на репутации президента Рузвельта и, конечно, на замечательном сотрудничестве двух стран, которое привело к разгрому Германии. Американский народ тогда надеялся и верил, что две страны смогут мирно совместно трудиться, как они делали это во время войны… В действительности в последние шесть недель общественное мнение настолько сильно изменилось в худшую сторону, что это повлияло на отношения между нашими странами… Сторонники политического курса Рузвельта и Советского Союза были озабочены и встревожены текущими событиями и не могли понять причину этого. Однако им предельно ясно, что если современные тенденции продолжатся, то вся система международного сотрудничества и взаимоотношений с Советским Союзом, над выстраиванием которых столь упорно трудились президент Рузвельт и господин маршал, будет разрушена. Накануне моего отъезда президент Трумэн выразил мне свою глубокую обеспокоенность сложившейся ситуацией и заявил, что он намерен продолжить политику сотрудничества с Советским Союзом президента Рузвельта и придерживаться всех договоренностей, официальных и неформальных, между президентом Рузвельтом и маршалом Сталиным. Мой визит не состоялся бы, если бы я не верил, что нынешнее положение возможно изменить и заложить основы общего пути в будущее».

Сталин не прерывал Хопкинса, а тот говорил, что нелегко объяснить, почему произошло охлаждение во взаимоотношениях Советского Союза и Соединенных Штатов, но основной причиной была «наша неспособность реализовать на практике ялтинское соглашение по Польше».

Как только в процессе переговоров речь зашла о Польше, — а этой теме было уделено особое внимание, — Сталин впервые высказался крайне критично. Объяснение было весьма простым. Советский руководитель стремился иметь своим соседом нейтральную страну. Однако британские консерваторы были намерены восстановить с Польшей союзнические отношения, иначе говоря, вновь возвести на границах Советского Союза «санитарный кордон». Хопкинс заверил Сталина, и сделал это дважды, что у американского народа и правительства Соединенных Штатов совершенно нет намерений, подобных британским, в отношении границ Советского государства, что американцы хотят видеть его соседями только дружественные страны. Если это так, сказал Сталин, то тогда появляется возможность достичь соглашения с Польшей. Хопкинс заметил, что он был рад услышать, что господин маршал тоже поддержал его.

В разговоре между Сталиным и Хопкинсом были затронуты другие актуальные вопросы. Во-первых, было заявлено о необходимости встречи Трумэна и Сталина, обсуждались время и место ее проведения; предстояло обсудить вопросы послевоенной ситуации в Европе. Во-вторых, требовалось рассмотреть вопрос создания Контрольного совета для Германии; в-третьих, обсудить план ведения войны на Тихом океане и будущие отношения США и Советского Союза с Китаем.

Перечислив основной круг вопросов для обсуждения, Хопкинс заявил о готовности рассмотреть и другие предложения, в частности выдвинутые господином маршалом. Сталин ответил, что у него их несколько. Однако он намеревался рассмотреть только один вопрос, остальные предпочитал обсудить позже. Это касалось проведения мирной конференции об устройстве послевоенной Европы. Этот вопрос, по словам Сталина, буквально стучался в дверь. Его нерешенность могла привести к плохим последствиям. Время и место проведения конференции нужно наметить заранее. Версальская конференция была плохо подготовлена, и в результате было совершено много ошибок. Трудно было сказать, какие ошибки имел в виду Сталин. Хопкинс попросил его объяснить, в чем они заключались. Со своей стороны он заявил, что намечаемая встреча глав трех держав будет первым шагом в подготовке мирной конференции, что он знает мнение о ней Трумэна и готов рассказать о нем Сталину.

В разговоре с Хопкинсом следующим вечером в ответ на его вопрос, что особенно беспокоит его в отношениях с Соединенными Штатами, Сталин сказал, что он не будет ссылаться на советское общественное мнение. Он расскажет о том чувстве, что проявилось в советских официальных кругах, которое стало реакцией на недавние действия американского правительства. Возникло ощущение того, что американцы начали уделять меньше внимания связям с Советским Союзом, как будто уже больше не нуждались в русских теперь, когда Германия была разгромлена. Список претензий был значительным. Упомянем здесь о трех основных.

Во-первых, разрешение для Аргентины принять участие в Сан-Францисской конференции. Сталин заявил, что он не может понять, почему этой стране пошли навстречу, поскольку было принято решение, что только те государства, которые объявили войну Германии до 1 марта, получат приглашение на конференцию. Подобными действиями ценность соглашения между тремя великими державами была поставлена под вопрос. Чего они стоили, если на их решение могли повлиять голоса таких стран, как Гондурас и Пуэрто-Рико?

Во-вторых, отношение США к польскому вопросу. Сталин заявил, что в Ялте была достигнута договоренность о признании существующего в Польше правительства. Каждый здравомыслящий политик понимал, что на его основе должно было быть сформировано новое польское правительство. Другой интерпретации этого соглашения не существовало. Несмотря на то что русские были людьми простыми, признать их ограниченными было нельзя; это было довольно часто встречавшейся ошибкой. Не были они и слепы, они прекрасно понимали, что происходило на их глазах.

И в-третьих, это касалось предпринимаемых мер по свертыванию помощи по ленд-лизу. Они были достаточно жесткими и достойными сожаления. Так, суда, направлявшиеся в Советский Союз, разворачивали и возвращали в порты приписки, где их разгружали. После быстрой отмены этого распоряжения у советской стороны все же осталось чувство обиды. Если, продолжил свою мысль Сталин, отказ от дальнейшего осуществления программы ленд-лиза означал попытку оказать давление на русских, «чтобы сделать их более уступчивыми», это было большой ошибкой. Репрессивные меры могли вызвать только противоположный эффект.

Хопкинс, внимательно выслушав Сталина, попытался убедить его, что за этими и другими действиями американцев не скрывалось никаких недружественных намерений, ничего такого, о чем Сталин мог сожалеть.

Поскольку Хопкинс не был на конференции в Сан-Франциско, он обратился к Гарриману с просьбой объяснить причину принятия решения по Аргентине. Гарриман кратко пояснил, что представители США сочли необходимым поддержать южноамериканские республики в обмен на свое согласие на участие в конференции делегаций Украины и Белоруссии. Когда Гарриман затем предположил, что Молотов, возможно, ответствен за подобный ход событий, ему ответили в резкой манере, что ничего подобного не было. Сталин быстро закончил разговор, сказав, что в любом случае вопрос уже принадлежит прошлому.

Американское правительство решило пересмотреть