развернулся к доктору, как только он ослабил хватку на моём загривке. – Мы смогли. Смогли без Коня! Спасибо вам огромное!

Перед моим лицом закрылись двери. А я снова ничуть не обиделся. Потому что помнил взгляд Юрика перед тем, как меня оторвали от спинки кровати. И глаза у него были… Карие. Нормальные – Юркины глаза.

Глава 17. Не дари мне поцелуй

Я немного постоял в холле, бестолково потаращился вокруг. Я словно вывалился из сна, как медведь после зимней спячки. Реанимация, Юрик… Всё это было в какой-то параллельной реальности. Хорошо, кстати, что доктор в этой реальности не стал устраивать мне взбучку с привлечением родителей. До меня только сейчас дошло, как выглядело со стороны моё желание раздобыть коня для Юрика.

Подумав об этом, я припустил к выходу и только у вертушки вспомнил, что приходил к Рубановой.

Лидочку поместили в платную палату, так что никто даже не спросил у меня, почему я заявился не в часы посещений. Пухлая нянечка провела меня по отделению, всю дорогу улыбаясь так, будто к Рубановой явился самый милый на свете померанский шпиц. Она взбила Лидочке подушку и помогла сесть. По-моему, Рубанова уже отлично справлялась сама, хотя и выглядела изнурённой.

– Я это… Ну… – я собрался с мыслями и вспомнил про апельсины во всех фильмах про больницу. – Ничего тебе не принёс, короче.

Рубанова засмеялась:

– Переживу как-нибудь. Родители мне всего натащили. Представь, им сказали, что у меня психическое перенапряжение. Слишком много учусь.

Вообще-то, я был согласен с докторами. По-моему, Рубанова уже давно учится в режиме истощения. Шутка ли, три языка долбить, да ещё и в остальном маму с папой не разочаровывать. И это происшествие с математикой – по сути попытка передать полномочия. Бедная Рубанова просто хотела решить хоть какую-нибудь задачу чужими силами.

– Меня отправят в санаторий, когда выпишут, – Лидочка мечтательно посмотрела в окно.

– Круто, – кивнул я. – Ты это хотела мне сказать?

– А ты что-то другое хотел узнать? – Лидочка перестала улыбаться и вытаращилась на меня, как мартышка на удава.

Я немеряно всего хотел узнать. Но, похоже, Рубанова не спешила разглашать информацию.

– Ладно, – сказал я. – К Юрику меня больше не пустят. И раз с тобой тоже всё нормально…

– К Юрику не пустят? – вскинулась Лидочка. – А что с ним такое?

– Вот это мне тоже интересно. Только сейчас у него не спросить, поэтому…

– Слушай, Орлов, – перебила она, – а как ты с Кусковой договорился? Не могу поверить, что она вдруг осознала и раскаялась. Я, конечно, тоже бестолочь, надо было сразу это пресечь, но… Ты-то как её приструнил, я не пойму?!

– Выменял. Её готовность сотрудничать на свидание.

– Ты ей свидание обещал?! Шантажистке?!

Со свиданием я попал, конечно. Ввергнув себя в пучину кусковщины, я не очень представлял, как буду выкручиваться в сложившихся обстоятельствах – когда все, кто мне нужен, полегли в больнице.

– Но послушай, – Лидочка приподнялась на руках, чтобы сесть повыше, – если ты и Кускова… В смысле… Вместе, то как тогда…

– Лида. – Я дважды хлопнул в ладоши. Я вдруг понял, что она меня заговаривает. – Ты ведь меня сама позвала!

– Я? – Рубанова испуганно заморгала. – А как там наши? Как Дёмина?

– Лид, у тебя мозги отшибло?! – не сдержался я и тут же покраснел, как лягушка-древолаз. Ведь именно мозги у неё и отшибло. Именно об этом я и хотел поговорить.

Мы уставились друг на друга.

– У меня… – Рубанова закашлялась. – У ме…

– Водички? – издевательски спросил я.

Она насупилась и тяжело задышала, как будто решалась на прыжок с парашютом. Потом уставилась мне между глаз, изобразив лицом страдание. На Лидочкином лбу выступила испарина, и я испугался, что критично усугубляю её психическое перенапряжение. Она шевелила губами, бровями, крыльями носа, но звуков не издавала.

И тут до меня дошло:

– Ты не можешь рассказать?

Рубанова откинулась на подушки и едва заметно кивнула.

– Хотя, если только… – Она потянула меня за руку. – Сядь!

Я послушно сел на кровать. Лидочка обняла меня за шею, притянула к себе и поцеловала. По-взрослому.

Сначала я ничего не понял. А потом наоборот – понял разные вещи.

Во-первых, Рубанова здорова. Ну, в той части, которая представляла актуальный интерес. То есть, сотрясение у неё было, всё так, но главное – она не была зомбирована. Хотя следы чужого присутствия у неё в голове остались, вот их-то я как раз и ощущал.

Во-вторых, она не может об этом говорить. Какая-то химическая реакция в организме блокирует все попытки обсудить эту тему. Если выражаться словами из маминых сериалов, у жертвы начинается что-то вроде панической атаки, вплоть до невозможности дышать.

Ну, и в-третьих, Лидочка понятия не имеет, почему я способен каким-то образом распознать всю эту информацию. Другие не могут. Не то чтобы она пробовала с кем-то поделиться, как раз нет – пока она была под контролем, ей даже подумать о том, чтобы кому-то рассказать, было больно.

Вот тут я понял, каким героем оказался Юрик. Юрик, который умудрился написать записку про школу. Он же тогда до полуобморочного состояния дошёл, а всё-таки сумел заставить себя взбунтоваться. Какие муки он испытывал, булькая Маринке в трубку, я даже представлять не хотел. Как раз потому, что, невольно разделяя чувства Рубановой, легко мог это представить.

Отчего-то я вспомнил Коня и почувствовал страх. Нет, не страх, – ужас. Парализующий. Как у обморочных коз, чьи мышцы от страха мгновенно деревенеют. При этом само животное остаётся в сознании. И это сознание, и этот ужас… В общем, всё это было Лидочкино. Так себе получился поцелуй.

По косяку тихонько поскребли, и я обернулся. В проёме двери стояла Дёмина.

– Привет, – сказала она официальным тоном. – Я тут… пришла. Ну и… пойду.

В другое время я бы заржал, но сейчас почему-то не было настроения. Я немного пооткрывал рот, как бестолковый гуппи, выдавая пузырьки воздуха вместо слов. Рубанова молча катала пальцем ворсинки на одеяле.

Маринка прошла в палату, вытащила из пакета два апельсина, шоколадку, сок, разложила всё это в ряд на тумбочке и, оценив композицию, кивнула:

– Вот. Еда и… Всё такое.

Это снова было смешно, но желания посмеяться у меня опять не возникло. Дёмина улыбнулась сама и зачем-то пожала плечами.

– Спасибо, – сказала Рубанова. – Ты неправильно подумала.

– Ага, – сказала Маринка. – До свидания. Звоните, если что.

Дёмина вышла, а я сидел, как та деревянная коза – ни сном ни духом, пока Рубанова не пихнула меня под рёбра.

– Догоняй! – велела она.

Я подхватил рюкзак и выскочил вслед