У соседа, который помог Гордону сложить дрова, была жена или подруга. Гордон не видел ее, но слышал, как они препирались. Голоса здесь разносились далеко.

Однажды ночью в один из первых дней его новой жизни в горах Гордон проснулся от женского крика, доносившегося откуда-то из темноты. Он нащупал лампу. Он был уверен, что это кричала жена соседа. Его дом стоял примерно в трех сотнях ярдов вниз по холму. Снова кто-то прокричал. Это был испуганный вскрик. На этот раз ближе. Похоже, кто-то попал в беду.

Он вышел на крыльцо в пижаме. В доме соседа не было света. Он долго простоял, но больше ничего не слышал. Он решил, что должен разобраться в этом. Одевшись, он стал спускаться с холма в ту сторону, откуда доносился крик. Он постоял на дороге, вслушиваясь.

Ночь была безлунная, и он почти ничего не видел. Все кругом утопало во тьме, только поверху смутно вырисовывались верхушки сосен.

Неровный свет звезд – то яркий, то тусклый, то чуть поярче – напомнил ему свет фар. Фар машины, движущейся ночью по лесной дороге, просвечивая сквозь деревья. Но звезды были волшебны, а фары могли представлять опасность. Звезды были частью природы. Тогда как машины были неведомым порождением человека.

Деревья шелестели и свистели на ветру, и Гордон задумался, не от ветра ли мигали звезды – возможно, тот же самый ветер гулял в небесной вышине.

Он снова услышал женский вскрик, теперь еще дальше.

– Есть там кто? – позвал он. – Вы в порядке?

Он стоял на холоде и ждал. Но слышал только ветер.

Он вернулся в хижину и лег в постель. Попробовал заснуть, но не смог.

10

Выйдя в лютый мороз, я заметил дикобраза под деревом и выстрелил в него. Сперва он казался мертвым, но потом я увидел, что он еще дышит. Из-за плотной шкуры и колючек я не мог разобрать, где у него в голове мозг. Я приставил ружье туда, где по моим понятиям должен быть мозг, и выстрелил. Было трудно разделывать его, так как шкура не отдиралась чисто от плоти и приходилось следить за колючками. У него в брюхе было много глистов, так что после того, как я вычистил их, я тщательно вымыл руки и нож в сильном растворе лизола. Вообще я очень хорошо готовлю мясо.

Этим утром я шагал по снегу пару часов. Вернувшись, я сварил остаток дикобраза (сердце, печень, почки, несколько кусков жира и большой кровяной тромб из груди). Я съел почки и часть печени – это было восхитительно. Я также съел часть тромба, довольно приятного на вкус, правда, с сухой текстурой, но это ерунда.

После первой оттепели повсюду на холмах стали греметь динамитные взрывы. Я то и дело слышал их из хижины. «Эксон»[23] проводит сейсмическую разведку нефти. Пара вертолетов кружит над холмами, опускают динамит на тросах и взрывают на земле. Измеряют приборами вибрацию. Поздней весной я разбил лагерь, надеясь подстрелить вертолет к востоку от горы Кратер. Это оказалось труднее, чем я думал, потому что вертолет всегда в движении. Только раз у меня появился слабый шанс. Два быстрых выстрела, когда вертолет пересекал пространство между деревьями. Оба раза мимо. Вернувшись к палатке, я заплакал, отчасти с досады на свою неудачу. Но в основном из-за скорби от того, что творилось с этим краем. Он так прекрасен. Но если они найдут нефть, все пропало.

11

– О’кей, смывай!

Сэмми Фернандес учила меня, как передавать вещи через парашу. Нужно протянуть шнур по стояку, чтобы переправлять вещи вверх и вниз. Буррито. Печенья с кремом. Сигареты. Пруно[24] в бутылках от шампуня.

Нас с Сэмми посадили вместе в карцер на девяносто дней в наказание за отказ подчиниться приказам полицейских. Камера была 6´11 футов, с парашей и двумя бетонными лежаками с синтетическими матрасами. Мы болтали и по очереди подходили к окошку-кормушке, оглядывая коридор, известный как Главная улица, в котором, если повезет, можно увидеть, как кого-нибудь из одиночки ведут в наручниках в душевую два копа, согласно уставу. Мы находились в заключении круглые сутки, не считая двух раз в неделю, когда нас по одной выводили в душевую, и одного раза, когда нас выпускали на час подышать воздухом в загон с решеткой сверху.

Прямо под нами, в том же здании, были камеры смертниц. Копы называют их «категория А». Они произносят это полсотни раз за день, так что тюремное начальство, видимо, решило, что по моральным соображениям лучше говорить «категория А», чем «камеры смертниц».

На связи с нами через парашу, этажом ниже, была старая подруга Сэмми, Бетти Ля-Франс. Бетти Ля-Франс, как и другие смертницы, имела доступ к столовой и контрабанде. А у нас был доступ к Бетти через парашу и вентиляцию, и слава богу, она дружила с нами, потому что Бетти не стала бы разговаривать с кем угодно, а уж тем более передавать буррито или тюремное бухло. Они с Сэмми сидели вместе в окружном СИЗО много лет назад, когда разбиралось дело Бетти.

– Это моя чиканочка? Сэмми? – прокричала она нам по вентиляции в первый вечер.

У Бетти были свои черные деточки и чиканочки, и Сэмми была ее любимицей. Бетти была моделью для рекламы колготок «Ее путь».

– Ее ноги застрахованы на миллионы. У нее стопы с таким изгибом внизу, как у куклы Барби, только настоящие.

Сэмми сказала, что у Бетти в камере были туфли на шпильках. Она заплатила копу несколько сотен, чтобы получить их, и теперь надевает их время от времени и восхищается собственными ногами.

Сотни. Миллионы. Невозможно верить всему, что говорят. Но это все, что у тебя есть.

Так или иначе, пруно Бетти, как и всякое пруно, по виду и запаху напоминало рвоту. Помойный запах пруно такой сильный, что, когда его готовят, люди распыляют в камере детскую присыпку, чтобы перекрыть его.

– Это лучший самогон в Стэнвилле, милая, но его нужно хорошенько декантировать, – прокричала нам Бетти по вентиляции. – Не забудь декантировать. Он должен подышать.

Она готовила его обычным способом: наливала сок из пакетов в пластиковый мешок, добавляла кетчуп вместо сахара и туда же клала носок с хлебным мякишем вместо дрожжей – и все это бродило несколько дней.

Вслед за пруно Бетти передала нам винный бокал из пластика с отвинчивающейся ножкой.

– Где она взяла бокал?

– Известно где, – сказала Сэмми. – В шахне или дупле.

Женщины проносят героин, табак и сотовые телефоны во влагалище или анусе. Бетти проносила пластиковые бокалы.

Мы с Сэмми передавали друг другу пруно, и она рассказывала мне, как Бетти устроила убийство своего мужа, чтобы получить его страховку. В тюрьме не говорят, кто за что сидит. Но Бетти была исключением. Смертницы – особая категория. Они словно знаменитости в Стэнвилле, и все о них судачат.