В ТЕЧЕНИЕ ВСЕГО ВРЕМЕНИ, что существует наш биологический вид, мы добываем минералы из земли. Первые Homo sapiens появились в Африке двести или триста тысяч лет назад и немногим позже научились извлекать минералы из земной коры и мастерить орудия: кремень годился для клинков, базальт — для каменных топоров и молотов, гранит — для точильных камней[44]. По мере своего распространения по планете наши предки подняли на ее поверхность все мыслимые минералы, от малахита и кварца до жада[45] и рубинов. Эти камни и металлы всегда считались священными: их помещали на защитные амулеты, наделяли пророческой силой, использовали в религиозных ритуалах. Даже если их назначение было обыденным, они рассматривались как проводники всего трансцендентного, как связующее звено с миром богов. Среди всех добытых нами минералов ни один не почитался дольше и на большей территории, чем красная охра. Она имела священный статус повсюду, от Анд — инки использовали ее для покрытия гробниц, — до центральной Индии — здесь охотники и собиратели наносили ею наскальные рисунки в гротах. Высказывалось предположение, что этот минерал является первым материалом, который наши предки использовали для отсылки не к окружавшему их миру, а к метафизическому. Обнаружение на территории Ирака и Израиля покрытых охрой гробниц возрастом более ста тысяч лет позволило предположить, что еще ранние Homo sapiens верили в загробную жизнь. Археолог Хайфского университета Эрнст Решнер называет охру «красной нитью», связующей всё человечество.

Коренные народы Австралии охотились за охрой с таким рвением, что это озадачивало первых европейских поселенцев на континенте. Когда миссионер составлял словарь языка одного из южноавстралийских племен, одной из первых он выучил фразу: «Я жажду красной охры». Европейцы с удивлением отмечали: мужчины из коренного населения могли проходить сотни миль по пустынной местности, месяцами пробираться по необитаемой местности, заходить на территорию враждебных племен — только чтобы посетить шахту, где встречается охра. По прибытии они падали на колени, целовали землю и рыдали, как если бы достигнуть этого места было вопросом жизни и смерти.

Красная охра — измельченная в порошок, смешанная с водой, соком орхидеи, мочой или кровью, чтобы получить краску, — была главной составляющей религиозных ритуалов у коренных народов. Охрой наносили на стены гротов священные изображения, и многие из них не утратили красочности спустя тридцать пять тысяч лет; охрой покрывали щиты перед битвой, копья и бумеранги перед охотой. Во время обряда инициации кожу юношей и девушек раскрашивали охрой, то же делали с умершими. В старейшем захоронении на территории Австралии (на берегу озера Мунго, примерно шестьдесят тысяч лет назад) скелет мужчины, обнаруженный археологами, был покрыт этим красным минералом.

Для австралийских аборигенов охра является связующим звеном с легендарной эрой сотворения мира, далекой и туманной эпохой, которая зовется Временем Сновидений, когда континент, известный нам как Австралия, был бесформенным, первозданным простором. В ту пору землю населяли Предки — огромные, мощные существа, — которые, передвигаясь, оставляли за собой отчетливый след и сотворили каждые холм и реку, валун и дерево. Красная охра, как считалось, была их кровью: там, где есть месторождение охры, однажды умер один из Предков. Добывать охру из земли, натирать ею предмет, наносить ее на стену грота или на собственную кожу означало прикоснуться к духу Предка.

В первый вечер в лагере Хэмлетов я услышал историю сотворения Уилги-Миа, которая относится к Времени Сновидений. Один из Предков, рыжий кенгуру — марлу на языке ваджарри, — скакал с побережья в глубь материка, когда его ранило копье охотника. Продолжая путь, раненый марлу начал истекать кровью, оставляя на земле небольшие лужицы красного цвета. Мало-помалу он прыгал всё реже и отдыхал всё больше: на каждом месте, где он касался земли, возникал холм, образованный текущей кровью.

«Тут пробегал старина марлу, — сказал Колин, водя пальцем вверх-вниз по воздуху. — Здесь он сделал последний прыжок». Падая на землю, внутренние органы марлу стали холмами, а кровь — темно-красной охрой Уилги-Миа.

Прежде, как мне сообщили, посетить Уилги-Миа и набрать охры дозволялось только тем, кто прошел по ритуальной тропе марлу. Чтобы я познакомился с «законами охры», мы не поедем в шахту сразу — я буду шаг за шагом следовать старинному ритуалу. Семья Хэмлетов называла это загадочно: «тропа песен». Мне нужно было пройти по тропе песен марлу.

Уилл Хант

НА СЛЕДУЮЩЕЕ УТРО, когда мы были на самой границе Уэлд-Рейндж, я отправился в путь по широкой долине, обрамленной красными скалами под названием Гранит Вивьен. Меня сопровождали внуки Колина, Кенни и Гордон, и его сын Мадди; неподалеку трусил их пес Оскар. Солнце поднималось, нас всех бросило в пот.

«Если гуляешь здесь, друг мой, нужно брать с собой палку», — сказал Мадди. Он говорил быстро, короткими фразами, сиплым голосом и прикрыв один глаз, что придавало ему вид веселого пирата.

«Зачем?» — спросил я.

«Отгонять динго, — отвечал юноша. — Змей всяких. Бунгарру», — добавил он. На языке ваджарри бунгарра — это огромная ящерица, песчаный варан.

Долина, как и большая часть аутбэка в Западной Австралии, была необитаема. Должен сказать, мрачное и зловещее место. По пути нам встречались груды выжженных солнцем костей кенгуру, красные термитники, поднимающиеся из земли как пурпурные замки с остроконечными башнями; каждый порыв ветра приносил с собой песчаный вихрь, и красная пыль взвивалась по всему дну долины. Местность была крайне неприветлива, и я удивился, когда нам стали попадаться следы древних путников; распознать их помогал Мадди. Сначала — несколько небольших петроглифов, вырезанных на валуне; потом — горстка каменных пластин на земле. Затем, когда глаза привыкли к необычному пейзажу, я понял, что вокруг нас — точильные камни, разбитые каменные топоры, древние пепелища с золой, перемешанной со скорлупой яиц эму; был даже источник, вокруг которого почва оказалась вытоптана паломниками: оказывается, сюда тысячелетиями спускались за водой. Во время оно в этих местах бурлила жизнь! Предок марлу, как гласит история, тоже побывал здесь по пути в Уилги-Миа. «Мы идем по следам ямаджи, — сказал Мадди, используя слово на ваджарри, означающее "люди". — Теперь мы на тропе песен».