На главу вердо пялиться было интересно, но небезопасно.

Гаер вздохнул, поскреб висок.

— В то веко, когда ты ушел, я себя плохо помню. — Признался с трудом, будто в ущерб собственной гордости. — Как тазом накрыло. Кликнул манк… своим, короче, в погоню бросился, вроде нагнал, да на какого-то особого налетели. Тахи будто рехнулись, даже мне не по себе сделалось. Обратно направились, с полдороги завернул — обидно стало. Прозаром только вертанулись, а становье ваше уже того, того-этого.

Юга опустил ресницы, стараясь не выказать слабости и горя. Гаер тронул за плечо, без привычной властной жесткости, скорее сочувствующе.

— Ты сам-то как, жопу прижал где?

— За меня не волнуйся.

— Работу ищешь? Не вскидывайся, я тоже когда-то в Городец впервые приехал. Тяжко же по первости, особенно когда ни знакомых, ни друзей.

Юга промолчал, собираясь с мыслями. Странным образом балабольство рыжего, простые его расспросы мешали сосредоточиться на осознании горя.

— Дом нашли, с хозяйкой хорошей. Что до службы, то был я в нескольких местах, не по вкусу.

— Еще перебираешь, — хмыкнул Гаер. Вздохнул, осторожно коснулся черных прядей, — дивные у тебя волосы, ни у кого таких не видел.

— Волосожор тоже так считал, — показал зубы Юга.

— С особым дорога свела, не? Пойдем, по пути расскажешь, как выпутался.

— Куда? — подобрался Юга, готовый сорваться на бег.

— К людям хорошим. Не упирайся, им работники нужны. Как раз твоего склада, да по моей рекомендации, рыбок наешься…

— И какая тебе в том корысть? Сказал же, что с тобой не пойду.

— Да понял я. Считай, долг отдаю.

— Какой это?

— Кабы ты от меня не хизнул, я следом бы не кинулся. Сгинул бы вместе со всеми. Так-то.

— Не прибедняйся, — поморщился Юга, про себя подумав, что если бы вердо не заявился тогда по его тело…

Стиснул зубы до боли в скулах, гоня печаль с лица — кому нужны работники, у которых рот углами вниз и нос опухший?

Гаер, к счастью, разговорами не донимал. Посвистывал, уверенно шагал по запутанным улицам Городца. Юга спохватился и постарался запомнить дорогу. Мало ли как сложится, вдруг придется одному выбираться.

Вердо-маркировщик уверенно вышивал арками и тесными проулками, ничуть не смущался тени мертвых Домов и массивных тел живых. Юга все пытался представить себе, каково одному Дому терпеть в себе несколько хозяев сразу.

Видать, с детства им эту привычку прививали.

Район, куда привел его страж Городца, был обособлен невиданной градой — высокой (в четыре человеческих роста) и тонкой (в три человеческих же пальца), насквозь ажурной, сплетенной из…

Названия этой травы Юга не ведал — какая-то промесь стеклянной и чугунной, очень красивая и на диво крепкая. Вердо града узнала, расплелась, пропуская.

— Теперь заперто, темнотой всегда открыто. А пока — тишь да гладь, хоть с детьми гуляй… Нам туда, к зеленому огню. Знаешь символику?

— Красный — женщины, синий — мужчины, зеленый — и те, и другие, чего здесь мудреного, — суховато откликнулся Юга, осматриваясь.

Район, не в пример основной массе Городца, был чисто убран, ярко окрашен и обильно сдобрен каменными и стеклянными украшениями. Дома стояли слепые, с закрытыми окнами и дверьми, охраняя сон постояльцев. В воздухе таял странный томный запах — от него кружилась голова и чесалось небо.

— А вот и наш Дом. Как тебе?

— Красивый, — искренне похвалил садовник тровантов, разглядывая взрослый, прекрасно сложенный Дом.

Три жилья, плюс явно живое помещение под покатой крышей, блестящие, здоровые, красивые камни. Строение мягко лоснилось в рассеянном свете Полога, по шкуре перекатывались световые волны, от светло-зеленого до глухого, почти черного. За Домом явно не ленились ухаживать.

Юга кольнуло ревнивое любопытство — смог бы он сам вырастить из маленького трованта такого же красавца? Разглядеть в темном — а окраску они приобретали с возрастом — малыше будущее, способность превратиться в жилой или Гостиный Дом?

У одного из подопечных, которых он наблюдал в стане, был очевидный задаток прорасти в Дом Зрелищ. Никому не нужная редкость.

— …один из лучших, — завершил хвалебную речь вердо, которую Юга пропустил мимо ушей, — Вложились они здорово, ну, да и окупится сторицей. Айда, с хозяйкой познакомлю…

***

— …так и вышло вот, — закончил Юга.

Перевел дыхание. Облизал пересохшие губы.

Странное дело, сделалось будто бы легче.

— Мне жаль, — Выпь смотрел на него, а Юга не мог заставить себя глянуть в ответ.

Криво усмехнулся.

— Мне, не поверишь, тоже. Дурно мы со старухой моей ладили, ай, дурно! Сколько раз желал я ей провалиться, и подумай, сбылось!

— Здесь нет твоей вины.

— А здесь почему-то есть, — коснулся груди, — я как думал — уйду прочь, как только случай подвернется, тянул да оттягивал, я с ней даже не попрощался, не примирился. А теперь точно все, и возвращаться…

— Некуда.

— Не к кому.

Замолчали.

Юга вовсе отвернулся, сдерживая дыхание.

Выпь думал о детях, оставшихся в становье. О мужчинах и женщинах.

Не зная, что сказать, что сделать, протянул руку — заробел, смелости достало только волосы чужие погладить.

— Ты кем устроился хоть, а, пастух? — незнакомым, хрипловатым голосом внезапно заинтересовался Юга.

Выпь понял, откликнулся с преувеличенной бодростью:

— Работником на пристани. Груз принимать. Груз снаряжать. Канаты починять. Кабестан толкать…

— Славно. Только с голосом твоим делать что-то надо, скрипишь, как старый дед. Завтра на рынок сходим, я отвар один знаю…

— Не в этом дело.

— А вдруг? Сложно тебе, что ли?

— Хорошо, — вздохнул Выпь, — сходим. Если силы будут.

— Будут, пастух. А теперь заткнись, я спать хочу — чую, скоро не доведется, — не глядя, протянул руку, намереваясь перебросить косу, ухватился пальцами за ладонь Выпь, спокойно лежащую на волосах.

Пастух быстро отстранился.

Глупо улыбнулся.

— Ай, только не говори ничего, — фыркнул Юга, торопливо отворачиваясь.

***

Следующие несколько очей оказались забиты работой, работой, работой. Тиа Плюм-Бум, так любезно принявшей юного облюдка в свой Дом, на оценку способностей новенького понадобилась не более пары рабочих век.

Мальчик оказался сметлив и талантлив, с врожденным вкусом к блядству и танцам и, что встречалось реже, с чувством красоты движения.

Ребята приняли его. Юга смог поставить себя, не разбив ни одного личика. Перезнакомился с мальчиками, девочками, слугами и охраной, с самим Домом — и Плюм-Бум с чистой совестью могла сказать, что ее добрый друг вердо не врал, утверждая, что она не пожалеет.

Пожалуй, единственное, о чем она жалела — что не завела Юга раньше. Ему не было равных, в танцах его было что-то нерассказуемое, что-то — нечеловеческое.

Ставить его в труппу было так же странно и глупо, как