Реджинальд вслушался.

– Действительно, странно, – и обратился к Вивиан. Но она уже слушала. И тоже ничего не услышала.

– Как же вы это объясните? – вполголоса спросила она у Йенсена.

Тот вновь помедлил, прежде чем ответить столь же негромко:

– Пока не знаю. Только один факт. Мало. Нужна сумма фактов. Тогда можно строить гипотезы.

«Нудно, но верно», – подумал Реджинальд, улегся и стал смотреть ввысь, зная, что это навевает спокойствие.

Однако на душе было все же как-то беспокойно – совершенно необъяснимо, без всякой логики. Но обмануть себя Гатлинг не мог. Лежал, старался прогнать смутную тревогу и не знал, получается или нет.

Долго ли, коротко ли, подоспел обед из концентратов. Аппетит у всех был зверский, и незатейливое варево пошло на ура, после чего все выразили желание вздремнуть. Но боевое охранение, разумеется, выставили, а тем, кому не повезло в него попасть, решили потом дать дополнительный отдых. Впрочем, добровольно дежурить вызвался Кейруш, с бравадой заявив, что он нисколько не устал; немцы отрядили в караул рослого сумрачного парня по фамилии Фогель. Услышав приказ, он без эмоций сказал: «Jawohl!» – взял свой пистолет-пулемет «МП-28» («машиненпистоле» по-немецки), после чего на пальцах объяснился с Кейрушем, как разграничить секторы наблюдения.

Вивиан с удовольствием пристроилась под сенью дерева на одеяле, пожертвованном мужем, а своим одеялом накрылась – супруг же благородно заявил, что он отдохнет и так, на травке. Под голову миссис примостила рюкзачок, ожидая благодать освежающего сна…

Однако что-то пошло не так. Сон не пошел, зато некстати вспомнился сон другой, с чего все и началось: остров в пламени, готовом, кажется, сжечь самое небо. Вивиан недовольно заворочалась, перевернулась на другой бок, отогнала огненное видение… но вместо него навязалась мысль о здешней тишине, замеченной Йенсеном. Почему же на самом деле так странно тихо?.. А сам-то он, Йенсен, похоже, догадывается, но не захотел о том говорить… Да. И потом…

И потом мысли мягко сплелись, спутались и обратились в странную картину. Пространство перед Вивиан словно сжалось и вытянулось в тоннель, и она побежала по этому тоннелю, а куда – не знала. Но знала, что бежать надо, и она мчалась, мчалась, напрягая все силы и все-таки ускоряясь, где-то находя резерв для бега.

Быстрей! Быстрей! Быстрей!

Она мчалась, и сердце ее болезненно сжималось от предчувствия того, что будет впереди. Что будет? Она не знала. Но почему-то не отпускала мысль о том буйном пожарище, вцепилась, жгла, и ясно было, что это не просто так, этот огонь еще будет, еще сделает свое дело…

Вивиан вздрогнула и проснулась.

Несколько секунд она лежала, приходя в себя, боясь хоть чем-то выдать только что пережитое… а затем услышала приглушенные сердитые голоса.

Чуть приподняв голову, она увидела, что двое часовых, Фогель и Кейруш, со злыми лицами в чем-то упрекают друг друга – это было видно, но вот слышать Вивиан не услышала ничего, вернее, не разобрала, до спорщиков было шагов двадцать.

«Что случилось? И на каком языке они общаются?..» – подумала она еще спросонья, стряхнула с себя сон окончательно, приподнялась.

Оба горе-наблюдателя, заметив, что американская миллионерша проснулась и глазеет, дружно заткнулись. Но лица у них все еще были злые.

Вивиан это немного задело. Она решительно встала, зашагала к часовым.

– Мсье Кейруш, – строгим тоном произнесла она по-французски, – что здесь происходит? Вы ссоритесь?

– Да нет, мадам, – с ужасным акцентом пробурчал португалец. – Пустяки. Это вон, – он кивнул на немца, – бестолковый! Я ему говорю-говорю, ни черта не понимает. Простите.

Фогель молчал, но смотрел на португальца с сумрачной враждебностью. Вивиан уловила, что не все так просто здесь, и решила докопаться до сути.

– Нет, это вы простите…

* * *

Ужасный вопль рванул пространство так, что мужчины подпрыгнули, схватясь за оружие, а Вивиан, наоборот, присела с перепугу. Кейруш крикнул что-то, а немец без слов бросился вперед.

Вивиан резко развернулась. Все, обалделые со сна, вскакивали, в чьих-то руках лязгнул затвор винтовки. А трое негров – те уже вскочили. Двое стояли на коленях, скованные ужасом, третий несся прочь отсюда со страшной скоростью. И орал. Он-то и орал на всю округу:

– А-а-а! А-а-а-а!.. – И еще что-то дикое и отчаянное.

А Фогель, мчась вслед, орал тоже:

– Halt! Ih werde schiessen! – И, вскинув автомат, саданул вверх дуплетом.

Здесь уже завопили прочие немцы – должно быть, что-то вроде: не стреляй, дурак! Не стреляй, осел ты эдакий!..

Поздно! Фогель вдруг оборвал бег, вскинул «машиненпистоле», прицелился – и короткой очередью сразил бегущего.

Тот с разбегу полетел в заросли, с треском ломая их.

Еще через миг орали уже все, точно помрачение затмило мозги. Потом никто не смог толком вспомнить эти секунды – или минуты?.. – сколько прошло, прежде чем как-то пришли в себя, шут его знает.

– …Зачем?! Зачем вы это сделали?.. – в горячке надрывался по-английски Гатлинг, а за ним по-немецки драл горло Бродманн. Стрелок отвечал зло, отрывисто, точно лаял, Бродманн взялся ругаться с ним уже сам, но тут его самого угрюмо облаял Ветцлих, и молодой биолог запнулся и притих.

Реджинальд понял, что лучше обратиться к пожилому – через того же Бродманна, естественно.

– Ханс, переведите, пожалуйста… – И сказал, что он хотел бы знать, как все произошло.

Ветцлих смотрел недружелюбно – вообще, Реджинальд чувствовал подспудную антипатию к этому типу, – но все же стал нехотя расспрашивать стрелка.

Фогель принялся рассказывать. По его словам, они с Кейрушем вели наблюдение, все было спокойно. Потом попытались объясниться, получилось плохо, горячий португалец вспылил… тут проснулась миссис Гатлинг, встала…

– Дальше, дальше! – нетерпеливо прервал Симпкинс.

А дальше было то, что один туземец вскочил, как подброшенный, завопил, вскочили и двое других, но от вопля первого их скрючило в смертельном страхе…

– Стоп, – вновь перебил Симпкинс. – Он просто орал или там слова какие-то были? Эмиль?

Ванденберг пожал плечами:

– Вроде были. Да я не разобрал…

– Ну так разбери! – воинственно напыжился Симпкинс.

Он был настроен решительно.

Подступили к полуживым от страха неграм. Оказалось, что уцелели Поль и Пьер, а пал смертью труса Марк. Ага… Белые переглянулись. Неприятно.

Но что делать! Взялись допрашивать Пьера с Полем, что оказалось делом непростым, так как оба пребывали в шоке. Поль из него так и не вышел, а вот Пьера худо-бедно удалось расшевелить, но и от него узнали немногое.