На лице Дарника выступили крупные капли пота. Он прикрылглаза ладонью, чтобы сосредоточиться. Гарион заметил, что все, затаив дыхание,следят за мучительными усилиями друга осмыслить нечто, возможно, недоступноепониманию всех присутствующих.

– Далазийцы пытаются что-то защитить, – продолжалкузнец, – причем, должно быть, очень простое – по крайней мере, для нихсамих. Но тем не менее они не желают, чтобы это постиг кто-либо посторонний.Как жаль, что здесь нет Тофа! Он, возможно, смог бы все объяснить!

И тут глаза кузнеца чуть было не вылезли из орбит.

– Что такое, дорогой? – заботливо спросилаПольгара.

– Не может быть! – воскликнул Дарник, придя вкрайнее возбуждение. – Невозможно!

– Дарник! – произнесла она, уже раздражаясь.

– Ты помнишь, когда мы с Тофом впервые началиразговаривать – ну, объясняться жестами? – Дарник говорил теперь стремительно,на одном дыхании. – Мы вместе работали, а если с кем-то трудишься бок обок, то вскоре начинаешь прекрасно понимать, что твой товарищ делает и даже очем он думает. – Он уставился на Шелка. – Ведь ты, Гарион и Полговорите на языке жестов?

– Да.

– Вы все видели, как жестикулирует Тоф. А разве можнона вашем тайном языке говорить так же красноречиво, как он это делает?

Гарион уже знал ответ.

Шелк растерянно сказал:

– Нет... Это никак невозможно.

– А между тем я всегда точно знаю, что онговорит, – настаивал на своем Дарник. – Сами по себе жесты ничего незначат. Он жестикулирует, просто чтобы дать мне понять... – На лицеДарника отразился благоговейный страх. – Он просто передает мне свои мысли– без единого слова. Он вынужден так делать – ведь он просто не может говорить.А вдруг этот вот шепот – точь-в-точь то же самое? Ну, если это разговордалазийцев друг с другом? Вдруг они умеют общаться друг с другом на расстоянии?

– И сквозь время также, – ошарашенно пробормоталБельдин. – Помнишь, о чем поведал нам твой немой друг-великан, когда мыпришли в Келль? Он сказал, что ничто из когда-либо совершенного далазийцами незабыто и что каждый из ныне живущих знает все, когда-либо ведомое далазийцампрошлых веков!

– Твое предположение абсурдно, Бельдин, – насмешливоприщурился Бельгарат.

– Ни в малейшей степени. Так происходит у муравьев. И упчел.

– Но мы не муравьи. И не пчелы.

– Я могу делать почти все, на что способнапчела. – Горбун пожал плечами. – Вот только не умею делать мед.Уверен, что даже ты смог бы соорудить вполне приличный муравейник.

– Не потрудитесь ли объяснить, о чем это вытолкуете? – сердито спросила Сенедра.

– Они намекают на возможность объединенного разума,дорогая, – спокойно сказала Польгара. – Правда, делают это не слишкомхорошо, но именно это они имеют в виду. – Она одарила стариковснисходительной усмешкой. – Существуют некоторые виды живых существ – восновном насекомые, – которые по отдельности не обладают разумом, носообщество таких существ владеет истинной мудростью. Пчелка-одиночка не блещетумом, но пчелиный рой прекрасно знает обо всем, что с ним когда-либопроисходило.

В комнату вбежала волчица, цокая когтями по мраморному полу.За нею весело трусил волчонок.

– Так и у волков, – подтвердила она, обнаружив темсамым, что подслушивала у дверей.

– Что она сказала? – спросил Шелк.

– Говорит, что в волчьей стае действует тот жезакон, – перевел Гарион. И тут он кое-что вспомнил. – Однажды ябеседовал с Хеттаром, и по его словам, нечто подобное происходит и у лошадей.Они даже не мыслят себя поодиночке – только как часть табуна.

– Неужели такое возможно и у людей? – недоверчивоспросила Бархотка.

– Есть верный способ это выяснить, – откликнуласьПольгара.

– Не смей, Пол! – решительно воспротивился Бельгарат. –Это чересчур опасно. Тебя может втянуть эта бездна, и ты никогда уже невырвешься на волю.

– Нет, отец, – совершенно спокойно отвечалаПольгара. – Далазийцы могут просто не впустить меня, но ни причинять мневред, ни удерживать меня насильно они не станут.

– Откуда ты знаешь?

– Просто знаю – и все.

И она закрыла глаза.

Все со страхом следили за Польгарой, поднявшей вверхбезмятежное и прекрасное лицо. Закрыв глаза, она сосредоточивалась. Затем налице ее отразилась борьба.

– Ну, что? – спросил Бельгарат.

– Тише, отец. Я слушаю.

Он принялся нетерпеливо барабанить пальцами по спинке стула,а другие затаили дыхание.

Но вот Польгара открыла глаза и вздохнула с сожалением.

– Он огромен, – очень тихо произнесла она. –В нем – все мысли, когда-либо посещавшие людские умы, и все людскиевоспоминания. Он помнит даже зарю мира, а вместе с ним и каждый далазиец.

– А теперь и ты? – спросил Бельгарат.

– Это было лишь краткое мгновение, отец. Мне позволилиуловить лишь общий абрис. Хотя кое-что надежно скрыто от посторонних.

– Этого следовало ожидать, – сердито буркнулБельдин. – Так они и позволили узнать нечто такое, что может дать нам хотябы малейшее преимущество! Они, словно собака на сене, сидят на этой тайне ссотворения мира!

Польгара снова вздохнула и опустилась на низенький диван.

– Ты хорошо себя чувствуешь, Пол? – заботливоспросил Дарник.

– Прекрасно, дорогой, – ответила она. –Просто какое-то время – совсем недолго – видела нечто... невероятное, а потомменя просто попросили удалиться.

Глаза Шелка сузились.

– Как думаешь, не будут они возражать, если мы выйдемиз дома и осмотрим окрестности?

– Нет. Они не против.

– Тогда это первое, что мы сделаем, – предложилмаленький человечек. – Нам известно, что именно далазийцам принадлежитправо Последнего выбора – по крайней мере, это относится к Цирадис. Но,возможно, эта их сверхдуша, или как там ее, напрямую руководит пророчицей иподскажет ей ответ.

– Весьма любопытный термин, Хелдар, – заметилБельдин.

– Какой?