Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гаснут прожектора, и огромный душный зал погружается в кромешную темноту.
— Боже… — невольно вырывается у меня.
— Дамы и господа! — конферансье снова делает характерную паузу. Расчетливо усмехаясь, позволяет толпе свистеть и вопить. — Левый угол ринга. Действующий чемпион мира по версии WBO[1] в полутяжелом весе — Стальной Русский Волк — ЕГОООООР АРРАААААВИН!
Длинный боковой коридор вспыхивает оранжевыми лампами и движущимися черно-желтыми лентами с англоязычными надписями: «EGOR ARAVIN». Толпа буквально на мгновение притихает, позволяя первым аккордам спортивного музыкального трека пробить пространство мощными ударными ритмами.
Начинается стандартный, как поясняет Саульский, проигрыш, знаменующий выход спортсмена. Господин Ставницер, невзирая на возраст, резво подскакивает с места. Похоже, он тоже готовится кричать и громко комментировать поединок.
Тысячи различных голосов скандируют фамилию этого чемпиона. И я заинтересованно фокусирую взгляд на играющем яркими огоньками коридоре. Вместе со всеми наблюдаю за неторопливым и уверенным продвижением Аравина по проходу. Он гораздо моложе, чем я представляла. При этом выглядит жестким, опасным, сосредоточенным и хладнокровным.
Прежде, чем подняться на ринг, чемпион направляет взгляд на наш ряд. Теряясь от волнения, я вся сжимаюсь. Пока не понимаю, что смотрит он не на меня, а на сидящую рядом со мной девушку. Вызывая недоумение у всей достопочтенной публики, чемпион притискивает правую перчатку к сердцу. Девушка повторяет это движение, касаясь кулаком своей груди, и следом за этим отправляет ему воздушный поцелуй.
Очевидно, во мне все же тайно живут две безнадежные ипостаси: глупый романтик и безумный фантазер. Потому как это короткое действо настолько меня захватывает, что принимаюсь вместе со всеми хлопать и улыбаться, ощущая, как в корне меняю изначальный настрой касательно того, что должно здесь происходить.
Теперь совсем другими глазами смотрю на этого боксера. Подслушиваю разговор девушки и, должно быть, ее друга, пока объявляют выход второго боксера.
— Улыбайся, принцесса. Демонстрируй силу. Взбодри чемпиона.
— А если ее нет, Дим?
— Куда ж она делась? Ну же, подари улыбку своему гладиатору, — настойчиво уговаривает парень, сжимая ее руку. — Знаешь… Иногда даже самым сильным нужно быть кем-то любимым.
Девушка смеряет его долгим взглядом.
— Спасибо, Дима, — благодарит как-то вымученно.
Но, поднимая глаза к рингу, улыбается.
Я ничего не понимаю в боксе. Попросту — полный ноль. Больше концентрируюсь на сердечных волнениях девушки. Сопереживаю ей и, конечно же, беспокоюсь о том, чтобы все закончилось благополучно. Даже в самые жесткие моменты боя не могу отвернуться. Сжимаю кулаки и планомерно цежу воздух сквозь зубы.
— Что он делает? Это нормально? — шепотом к Андрею взываю.
— Нормально. Хороший парень. Удар жесткий. И блок хорошо держит. Отлично идет.
— Заметили, как он провел этот апперкот, а? Видели? — восклицает с задорным смехом Ставницер. — Давай! Давай! Резче! Ну, красавец!
Девушка Аравина тоже что-то выкрикивает. Мается, переживает и всячески его поддерживает. У меня самой сердце ноет и из груди рвется. Не представляю, как она, бедная, держится…
Невольно перевожу взгляд на Рейнера. Он, как будто ожидая этого, сразу принимает контакт.
«Иногда даже самым сильным нужно быть кем-то любимым…»
Вот зачем он так сделал? Зачем?
— Все в порядке? — хмурится, когда спрашивает.
— Да. Все нормально.
После череды неясных действий, во время которых я неосознанно нахожу ладонь Андрея и принимаюсь мысленно молиться, маневр Аравина, подобно грому небесному, шокируя всех присутствующих своей внезапностью и мощью, выверенным ударом отбрасывает противника на добрых два метра. Тысячи пар глаз, словно в замедленной съемке, напряженно прослеживают за тем, как крепкое тело боксера рассекает воздух. Мышцы сокращаются, сопротивляясь законам физики. Широкая спина с грохотом приземляется на помост.
Вся арена разом ахает и застывает. Гул голосов переходит в тихий взволнованный шепот.
Первым на ноги вскакивает друг этой девушки.
— Он сделал это! — орет во всю глотку.
Отошедшие от потрясения зрители взлетают следом. Задолго до окончания отсчета рефери.
— Он, черт возьми, это сделал… Адский гладиатор! Мать твою… — ликующе выкрикивает тот же парень, зарываясь пальцами в волосы и заходясь радостным хохотом.
Девушка боксера же явно слезы сдерживает. Прижимая к лицу ослабевшие руки, пытается взять под контроль все свои чувства.
Этот Дима ее коротко обнимает и, не медля, тянет к рингу.
— Дамы и господа! — выдержанная весомая пауза конферансье. — Победу в объединительном поединке за чемпионство по версиям WBO и IBF[2] разгромным нокаутом одержал ЕГООООР АААААААРАВИН.
Я ликую вместе со всеми. И едва не плачу, когда девушка поднимается к чемпиону на помост. Они обнимаются, смотрят друг в глаза и целуются.
— Невероятная пара… — вздыхаю, после того как заканчивается награждение и обе команды уходят.
— И все? — смеется Юля. — Ты словно кино, а не бокс, смотрела.
Я смущаюсь, но эмоций не скрываю.
— Да. Мне гораздо интереснее было наблюдать за взаимодействием пары, чем за поединком.
— Мне, честно говоря, тоже! Ром, а тебе?
— Девчонку заметил, только когда она на помост выскочила. А бой мне понравился. Крутой и зрелищный. Не зря летели.
— Да вы что! — взрывается восторгом господин Ставницер. — Это вот то самое! Я полжизни именно такого боя ждал! Уже позабыл, как это… Саульский, как ушел — и все, — в сто пятый раз сокрушается. Правда, самому Роме явно плевать. — Так! Я требую продолжения банкета! Давай, Сауль, пробей по точкам. Тебя же здесь все знают. Хочу с пареньком лицом к лицу говорить.
— Витя, ты не охренел? — вздергивает брови Саульский. — Запросы у тебя…
Безусловно, его все знают. Он бывший чемпион мира по боксу. Юля обмолвилась, что в 95-ом все пояса у него были.
— Давай, давай… Не ерепенься. Порадуй старика. Мне, может, недолго осталось.
— Не дави на жалость. Не идет тебе.
— Давлю, давлю… Давай, — все не унимается Виктор Степанович.
Мы с Юлей переглядываемся и хохочем. Напряжение только начинало отпускать. Однако стоит услышать, что нас проведут в раздевалку к Аравину, по новой нарастает.
Я, в отличие от Ставницера, никак не могу понять, нужно ли мне столько эмоций?
Все решается как-то само собой. Рома отходит к рингу и возвращается за нами с каким-то мужчиной. Тот приветствует всех и представляется, но последнее я оставляю без внимания.