тук» – постучал в дверь репетиционного зала, Маэстро уже ушёл спать.

– Ну? – спросил он, когда я впустила его. У него на плечах был большой тяжёлый рюкзак. – Что ты решила?

Я никак не могла выбросить из головы Маэстро и его листовки. В горле стоял горячий ком, мешавший дышать. Ему казалось, что он видит маму. В темноте. Это невозможно. Если только он действительно не тронулся. Или…

Ужасная мысль пришла мне в голову, настолько ужасная, что я не могла выдавить ни слова.

– Оливия! Что случилось? Почему ты на меня так смотришь?

Я резко развернулась и побежала. Генри поспешил за мной, шёпотом уговаривая меня остановиться.

– Призраки! – хрипло позвала я, как только выскочила на сцену, и стала водить фонариком, как лучом прожектора. – Выходите! Немедленно!

– Оливия, – сказал Генри. – Ты не можешь командовать привидениями. Что с тобой? Что ты собираешься им сказать?

Я не успела ответить – Фредерик, Тилли, Джакс и мистер Уортингтон появились прямо перед нами. Генри попятился.

Я была слишком зла, чтобы чему-нибудь удивляться, и ткнула пальцем в грудь Фредерика. Холод пронзил мне руку, кожа побелела, а вены запульсировали, но мне было всё равно.

– Это вы дурачите Маэстро, заставляете его видеть то, чего нет?

Обнадёженная улыбка Фредерика пропала:

– Что, прости?

– Не морочьте ему голову. Мне нужно, чтобы он оставался в трезвом уме и зарабатывал деньги. Или… или… – Я замолчала, так сильно дрожа от страха, что едва держалась на ногах. – Я сделаю то, что вы просите. Помогу вам вырваться отсюда. Только оставьте его в покое. Оставьте нас в покое. И предупреждаю: если вы хотя бы приблизитесь к нонни, клянусь, вы пожалеете об этом.

Генри оттащил меня за рукав, и Фредерик вскинул руки вверх.

– Оливия, пожалуйста, успокойся! Мы никому не морочим голову. Не знаю, что привиделось твоему отцу, но мы тут точно ни при чём.

Я вырвала руку у Генри; в глазах стояли слёзы, щёки горели.

– Честное слово?

Фредерик подлетел ко мне. Тилли, Джакс и мистер Уортингтон торжественно подплыли вслед за ним.

– Честное слово, Оливия. Вот тебе крест, и клянусь своей… жизнью.

– Своей жизнью? Той, которая у вас была?

Фредерик нарисовал крест на груди, оставив в сером дыме тёмные волнистые полосы.

– Разумеется.

Генри пристально взглянул на привидений.

– Что именно видел отец Оливии? Вы знаете, о чём он говорил?

Призраки смущённо переглянулись.

– Может, и знаем, – ответила Тилли.

– Возможно, знаем, – произнёс Джакс.

– Но вам это не понравится, – сказали они вместе.

– Что это значит?

Плечи Фредерика подёрнулись рябью, голова упала на грудь.

– Думаю, лучше вам показать.

– Фредерик, нет! – попыталась остановить его Тилли.

– Нет, Фредерик, – возразил Джакс.

И вместе они выпалили:

– Ты отпугнёшь их!

Мистер Уортингтон, качая головой, смотрел в потолок.

– Они заслуживают того, чтобы знать, – твёрдо ответил Фредерик. – Идите к двери, ведущей за сцену. Оливия, выключи, пожалуйста, фонарик. Будем ждать там.

Генри схватил в темноте мою руку. Я ни чуточки не возражала – выражение лица Фредерика напугало меня.

– Чего ждать?

– Увидишь. – Фредерик передёрнулся, и на меня словно просыпался мелкий град. – Это неприятно, а для нас, призраков, и очень опасно. Но в вашем присутствии нам ничто не угрожает.

Я ничего не поняла, но была слишком напугана, чтобы задавать вопросы. Мой голос поглотила темнота. Мы ждали у выхода со сцены, казалось, целую вечность, Генри стискивал мою руку так крепко, что чуть не сломал мне пальцы. Потом в конце зала замигал красный знак выхода.

– Смотрите, – прошептал Фредерик, указывая в потолок.

В лунном свете, проникающем сквозь высокие окна, я различила тени. Отчётливые, извивающиеся, напоминающие по форме человеческие фигуры – похожие на ту, которую мы с Генри раньше видели около двери в подвал.

Ожог у меня на руке внезапно обдало холодом.

– Мы такое уже наблюдали, – сказала я. – В тот же раз, когда впервые встретили вас.

– Да.

– Вы же говорили, это было испытание, – сердито прошептал Генри. – Вы обманули нас?

– Да, и я приношу за это извинения. Но я не хотел пугать вас заранее, не объяснив нашего появления.

Я следила взглядом за мерцающими тенями, двигающимися под потолком. Зрелище завораживало.

– Кто они?

Фредерик выдохнул, отчего по спине у меня побежали мурашки.

– Тени. Призраки, которые так и не нашли своих якорей и никогда не смогут перейти в другой мир. Те, кого заманили в Лимб. В тот день в вестибюле мы использовали вас, чтобы прогнать их. Извините, но они гораздо сильнее нас и не отстали бы просто так.

Я потёрла ожог.

– Они напали на нас. И оставили на коже следы.

– Они ненавидят людей. Ужасно вам завидуют, и в то же время их к вам тянет, – тихо объяснил Фредерик. – У вас есть то, что они потеряли навсегда: жизнь. Обычно они стараются держаться от людей подальше – боль воспоминаний слишком велика. Но порой они не в силах противиться искушению.

Я чуть дальше высунулась из двери. По потолку, появляясь в лунном свете и снова исчезая из виду, носились тени, похожие на пауков. Темнота тянулась за их силуэтами, подобно чёрному туману. Когда на них падал свет, они переливались. Совсем как моё пятно.

– Вы упомянули какой-то Лимб, – прошептал Генри. – Что это такое?

– Есть загробный мир, куда отправляются мёртвые, – объяснил Фредерик. – Есть мир жизни, в котором обитают живые и призраки. А ещё есть Лимб, находящийся между двумя мирами. Как только призрак входит туда, он становится тенью и может путешествовать в мир живых и даже дотрагиваться там до предметов, если захочет. Понимаешь?

Одна из теней врезалась в люстру. Хрустальные подвески звякнули и задрожали. Сверху раздались тихие крики.

– Но это нечестно, – сказала я. – Вы ведь не можете ни к чему прикасаться.

– Нет, но у меня есть надежда, что однажды я перейду в иной мир. Раньше или позже, если вы нам поможете. – Фредерик застенчиво улыбнулся. – Тени же никогда отсюда не уйдут. Вообще они не болтливы. Я знаю о них только то, что нам удалось собрать по отрывочным сведениям, наблюдая за ними. Видишь ли, в Лимбе их сознание ясно. Они помнят, что где-то в мире живых у них есть свои якоря, помнят о своём желании двинуться дальше. Но, попадая в мир живых, они забывают всё это и становятся бессмысленными тварями, растерянными и злобными. То есть они никогда не смогут вспомнить самое важное и перейти в следующий мир. Да, они способны касаться предметов, но им не обрести покоя.

– Откуда вы всё это знаете? – недоверчиво спросил Генри.

– Мы ему рассказали, – объяснила Тилли, высоко вскинув