Вот тогда-то и нужно уносить ноги!»

День девяносто седьмой

– Что это? – произнес Харли, наклоняясь.

Этот крепкий Боец частенько изображал из себя человека более глупого, чем был на самом деле, что помогало ему выигрывать в карты. У него было двое детей, девочки не старше пяти, но это обстоятельство не мешало ему спать со стражницей из своего отряда. В глубине души Харли мечтал последовать по стопам отца и стать искусным плотником. А еще он пришел бы в ужас, обнаружив, как много Шай знает о нем.

Он подобрал с пола лист бумаги. Клеймящий только что ушел. Стояло утро девяносто шестого дня заключения. Пора было выбираться, и Шай наконец-то решила привести давно проработанный план в исполнение.

Печать императора не закончена, но план побега требует подождать еще одну ночь. А за очередную бессонную ночь Шай, несомненно, удастся завершить начатое.

– Должно быть, Костопалый обронил, – предположила Юил – второй охранник в утренней смене.

– Что там? – с подчеркнутым безразличием спросила Шай, не поднимаясь из-за стола.

– Письмо, – буркнул Харли.

Оба стражника, увлекшись чтением, затихли. Все Бойцы во дворце были грамотными, как и любой имперский служащий, по крайней мере второго уровня допуска.

Шай, несмотря на напряжение, сидела тихо и, заставляя себя дышать ровно, с безмятежным видом пила лимонный чай.

Содержание письма ей, разумеется, было известно. Ведь именно она и написала его, а затем ловко уронила позади клеймящего, едва тот вышел.

«Брат, – говорилось в письме, – я почти завершил здесь дела, и плата, которую получил, вполне может поспорить с той, что заработал Азалис в Южных провинциях. Пленница, которую я охраняю, едва ли стоит потраченных на нее усилий. Но кто я такой, чтобы рассуждать, за что мне дают немалые деньги. Я скоро вернусь. С гордостью сообщаю, что и второе задание успешно выполнено. Я выявил несколько способных воинов и собрал необходимые образцы – волосы, ногти и даже мелкие личные вещи. Уверен, что скоро мы обзаведемся здесь собственными стражниками».

Чтобы не вызывать подозрений у охранников, текст продолжался на другой стороне листа. И включал детали, которые Шай самой не полагалось знать, но о которых наверняка был осведомлен клеймящий.

Шай все же беспокоилась, что охранники заподозрят подделку.

– Ку-ну-кам, – прошипела Юил на родном языке, что можно было приблизительно перевести как «испражняющийся словами». – Сволочной имперский ку-ну-кам!

Охранники явно сочли письмо подлинным. Расчет был на то, что на солдат эффективнее действуют прямые слова, а не тонкие намеки.

– Можно и мне взглянуть? – небрежно поинтересовалась Шай.

Харли передал ей листок.

– Он что, и вправду собирал наши личные вещи? – хрипло спросил стражник.

– Не обязательно ваши, – ответила Шай, неторопливо прочитав письмо. – Да и не обязательно вещи Бойцов. Здесь прямо не говорится, что…

– Зачем ему наши волосы? – проговорила изумленная Юил. – Да еще и ногти?

Харли выругался на родном языке.

– Колдуны вроде него что угодно с тобой сотворят, окажись в их распоряжении частичка твоего тела. Ты же сама видела, как он каждый день клеймит дверь кровью Шай.

– Ну, вряд ли он многое сможет, располагая только волосами и ногтями, – скептически заявила Шай. – Да он просто хвастает. Чтобы сработали его печати, нужна кровь, и только кровь. Причем кровь свежая, взятая не позже чем за день. Уверена, в этом письме он просто рисуется перед братом.

– Все равно о том, что он пишет, даже помышлять негоже, – заявил Харли.

– Я бы не стала из-за этого беспокоиться, – пожала плечами Шай.

Стражники обменялись многозначительными взглядами.

Через несколько минут караул сменился. Харли и Юил ушли, перешептываясь, а поддельное письмо Харли спрятал в кармане.

Вряд ли клеймящего станут сильно бить. Зато припугнут обязательно.

По вечерам он наведывался в окрестные питейные заведения. Шай было слегка жаль его. Когда клеймящий получал весточку из дома, он приходил вовремя и порой выглядел воодушевленным. Когда новостей из дома подолгу не было, он пил. Сегодня парень казался грустным. Значит, новости запаздывали.

А то, что случится вечером, уж точно не сделает его счастливее.

Но тут Шай вспомнила клеймо на двери и повязку, которую приходилось накладывать на руку после того, как он пускал ей кровь, и жалость исчезла.

Едва караул сменился, Шай глубоко вздохнула и вернулась к работе.

Сегодня. Сегодня ночью она закончит.

День девяносто восьмой

Шай стояла на коленях среди разбросанных на полу эскизов печатей и исписанных убористым почерком страниц. Наступило утро, и через витраж лился солнечный свет, окрашивая комнату в красный, синий и фиолетовый цвета.

Перед ней на металлической пластинке лицевой стороной вниз лежала единая печать души, вырезанная из полированного камня. Камень души, как порода, от мыльного или другого мелкозернистого камня отличался в основном красными вкраплениями, казавшимися застывшими капельками крови.

Шай устало моргнула. Она и правда собирается бежать? За прошедшие три дня она спала… сколько? Пожалуй, в общей сложности часа четыре, не более.

Побег еще подождет. Необходимо сегодня хотя бы недолго отдохнуть.

«Отдохнуть, – устало подумала она, – и уже не проснуться».

Шай казалось, что изготовленная печать – самое прекрасное из всего, что она когда-либо видела. Ее предки поклонялись камням, падавшим с неба. Называли их душами низвергнутых богов. Такие камни обрабатывали, придавая форму, мастера-ремесленники. Однажды Шай решила, что поклоняться тому, что сам же и создал, глупо.

Но сейчас, вложив всю себя в эту печать, она стояла на коленях перед собственным творением; сейчас ее переполняли чувства. Суметь за три месяца выполнить то, что обычно занимает годы, и завершить печать в последнюю ночь неистовой, отчаянной работы… В течение этой ночи она внесла изменения в свои записи и в саму душу. Кардинальные изменения. Шай не до конца понимала, вызваны ли эти изменения каким-то фантастическим видением финального результата, или они всего-навсего ошибочные идеи, плод усталости и заблуждений. Станет ясно только после того, как печать наконец-то будет применена.

– Эта твоя штуковина… она готова? – спросил охранник.

Шай уже и не помнила, как двигала по всей комнате мебель, как двое охранников переместились в дальнюю часть комнаты, максимально освобождая для нее пространство. Не помнила и того, как вытаскивала из-под кровати стопки бумаг, а затем снова лезла туда же за новой порцией записей.

Закончена ли печать?

Шай кивнула.

– А для чего она? – спросил стражник.

«Ночи!» – подумала Шай.

Все верно. Стражники ни о чем не догадываются, поскольку всякий раз при появлении Гаотоны они покидали комнату и разговоров Шай с ним не слышали.

Бедные Бойцы. Вскоре их отправят на какой-нибудь отдаленный форпост империи, где до конца жизни им придется охранять проходы к далекому Теодскому полуострову или что-нибудь в этом роде. Там они никому не расскажут, пусть даже и совершенно случайно, о событиях во дворце, которым стали свидетелями.

– Спроси у Гаотоны, если тебе интересно, – мягко ответила Шай. – Мне рассказывать запрещено.

Шай благоговейно взяла печать и положила ее на подушечку из красного бархата в заранее приготовленной