— МЧ! — взвыла Сашка. Её бесила жлобская аббревиатура, которой эти куры обозначали партнёров. А заодно всякие молчелы, Мужчины Моей Мечты и просто Они.

— Будто Библию читаешь: «Вдруг я увидела Его», «И Он поцеловал меня», «Пошла в жопу, крикнул Он» — не-на-ви-жу.

— Но для читательницы, — невозмутимо продолжила Иванова, — героиня должна быть кристально понятной и родной. Чем необычней судьба, тем ясней и проще сердце. Поэтому избавьте её от творческих мук, которые чужды публике.

— Ладно, — прошептала Ольга возмущённой Сашке, — будем считать, что это лекция о том, как писать не надо.

«Хотя…»

Зато Ольгу очаровала Ларионова и её предмет — «Имидж».

— Какое отношение это имеет к литературе? — возмущалась Агафья, но на первой же лекции был дан ответ.

— Я, разумеется, не Джульетка, — Ларионова, в кремовой шелковой блузке со стоячим воротничком под горло, с тусклой серебряной брошью в виде бабочки, в шали и длинной юбке казалась классной дамой из старорежимной гимназии, — о продажах так не скажу. Но открещиваться от её идей не буду. Мы не можем полностью спрятаться за книгу — как ни крути, а образ автора выступает из текста. И на публике появляться тоже приходится. И чем больше стиля, тем лучше.

— Если для успеха нужно разгуливать на шпильках и в золотом платье — к чёрту такой успех, — тихо проворчала Агафья, но Ларионова услышала.

— Деточка, вы понимаете, что образ может быть любой? Работайте в том жанре, который вам удобен. Исходите из собственной личности и внешних данных. Способны быть хрупкой красавицей или женщиной-вамп — будьте ею. Если страшны как грех — изобразите бабу-ягу, да такую, чтобы у людей волосы дыбом вставали.

Возможно, это утверждение вам не понравится, но внешность человека чаще всего соответствует его натуре. Более того, она формирует характер. В высшей степени обаятельный успешный толстяк, эащищённый интеллектом и непроницаемой иронией от шуток по поводу своих габаритов, в глубине души всё время помнит о пузе, которое входит в дверь раньше, чем он, о жирных ягодицах, вмещающихся не во всякое кресло. Поэтому не пытайтесь всерьёз перекраивать внешность.

И ещё, между этими, условно говоря, пластами личности есть важная прослойка: то, что человек о себе думает, его амбиции на собственный счёт. Наш условный толстяк не обжора, а гурман, мощный, а не жирный, витальный, и он элегантен, несмотря ни на что. И когда вы собираетесь его обольстить, апеллируйте именно к этой части натуры, ею проще всего манипулировать. А иллюзии насчёт себя постарайтесь не демонстрировать столь явственно, не отдавайте в чужие руки ключи от ваших тайн.

Главное — оценивайте свои активы здраво. Не обманывайтесь, мезотерапия и потеря десяти кило не особенно изменят женщину, от чьей физиономии останавливались часы даже в лучшие её годы. Не изображайте интеллектуалку, если образование не позволяет, не играйте в девочку после сорока. Впрочем, возможны исключения, всё зависит от меры вашего таланта. Не забывайте, не только автор творит текст, но и текст творит автора. Есть некая магия в том, чтобы вызывать любовь и к себе, и к своим книгам. Читатель должен испытывать острое любопытство к тому, что вы делаете, и к вам лично. Над обаянием нужно работать…

Вечером Ольга с печалью смотрелась в зеркало: слишком обыкновенная для таких задач. Она вспомнила своих соучениц — вот уж кому стиля не занимать. Сашка при некоторой размытости черт всё же похожа на восточную принцессу, такая же коварная, как и её тексты. Агафья — сухая, резкая, цельная, с острым языком и благородным сердцем. У неё идеальная стрижка, тяжёлые медные кольца, тонкие медные браслеты и крепкие сигареты, и вся она такова, что раз взглянешь — не забудешь. Катя бледней и сложней, пожалуй, мила, хотя и напоминает женскую версию покойного актёра Авилова — узкое лицо, нос с горбинкой, тонкогубый рот, две нити мимических морщинок на впалых щеках, — но только всё это уменьшено примерно в два раза, отшлифовано и сглажено ясным прозрачным взглядом. А динамикой походит на ящерку. Ольге казалось, что она видела эту девочку только в двух состояниях: либо тихой и замершей, либо куда-то бегущей. Внешне же — нежная, белокурая, уязвимая.

«А я? Ни рыба ни мясо». Ольга знала о себе, что хорошенькая, не более и не менее. В школе её всерьёз занимали дурнушки. С красотками всё понятно — у неё и мама хороша собой, так что Ольга представляла, каково быть в центре внимания, улыбаться своему силуэту, проходя мимо зеркальных витрин, баловать платьями привлекательное тело. Но как себя чувствуют те, кого собственное отражение не радует? Как обходиться без восхищённых взглядов, устраивать жизнь, если не вызываешь естественной симпатии, как это — знать, что можешь, к примеру, никогда не выйти замуж?

В параллельном классе была одна по-настоящему уродливая девочка по имени Зоя — их всегда мало, как и записных красавиц. Редковолосая, отёчная, одышливая, с бесцветными глазами навыкате, с круглыми ноздрями и лягушачьим ртом, кургузая. Много болела, плохо училась, пробуждала неприязнь и видом своим, и голосом, и прикосновениями сырых холодных рук. Ольгу она завораживала. А Зойка расценила её внимание как дружеское и немедленно откликнулась: стала поджидать после уроков, провожала домой, зазывала в гости. Ольга пару раз сходила из любопытства, посмотрела на бедную квартиру, лишённую и следов мужчины, и на столь же некрасивую мать. Похоже, у Зойки не было никаких шансов «израстись» и похорошеть. И она казалась просто обречённой на одиночество.

«Конечно, — рассуждала про себя Ольга, — мамашу её кто-то всё-таки захотел, раз дочку родила, но она, может, человек хороший. Или хотя бы умная, бухгалтер вон. А у этой никаких шансов».

К сожалению, справедливости не существует: часто бывает, что одним всё, а другим ничего. Кому-то выпадают и таланты, и красота, а у кого — ни рожи, ни кожи, ни золотого сердца. Зойка была невыразимо скучной. Дорвавшись до общения, целыми часами пересказывала Ольге фильмы, не упуская ни малейшей подробности. Ольга поначалу надеялась, что вся эта длинная речь — к чему-то, к яркому эпизоду или занятной мысли. Но Зойка долго и монотонно перечисляла героев и события, лишая их всякого очарования. Дойдя до финала, вздыхала и говорила: «А вот ещё я смотрела» — и начинала новую историю. Будто боялась, что если замолчит, гостья уйдёт, и будто заговаривала её, как ведьма, навевая сон и уныние. Ольга всё равно уходила, с облегчением оставляя за дверью двух жаб с жалобными глазами.

Её неотступно занимала мысль: «Как же они живут, как же они живут — такие?», и приходилось всё время следить за собой, чтобы не спросить. И один из серьёзных Ольгиных страхов, навещающий через годы, — что не выдержала и спросила. По крайней мере, она не помнила, как прервалась их тоскливая тошная полудружба. А вдруг однажды сорвалась фраза или просто не смогла скрыть брезгливость, которая раздавила несчастную Зойку, оставив сырое пятно на асфальте? Да вроде нет, просто при переходе из класса в класс эта девочка как-то потерялась. И Ольга искренне надеялась, что не сделала ей больно.