Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Всё, что было потом, это страшная, необратимая цепная реакция, это разверзшиеся врата ада, в которые из-за него попали все. В те страшные месяцы они потеряли не только Абеда. Они потеряли солнце их семьи. Сердце матери не выдержало. Валерия Макдиси умерла в своей постели от инфаркта на пятьдесят пятом году жизни. И с ней умер свет и радость в их семье. Шейх Нуреддин не смог оправиться от кончины своей Златовласки. Он перевез ее тело на Сокотру. Лично выкопал ей могилу, лично похоронил ее на берегу — под рев океана, рыдающего за своей королевой и защитницей, и более не возвращался в Эмираты, отойдя от власти. Он жил почти отшельником, окруженный лишь призраками прошлого и тоской. Смотря на свою жизнь как на жалкое бремя, которое ему приходится волочить до того момента, как судьба снова не соединит его с любимой, но уже в том, другом мире. И только редкие приезды внуков от дочери Иштар, их теплые объятия и веселое детское щебетание могли заставить морщинки немного разгладиться на его лице, а взгляд сделать не таким мрачным.
Вот страшная правда жизни великого шейха Адама Макдиси. Вот его судьба. Вот его реальность. И в ней не было места ни любви, ни раскаянию, ни счастью. Тьма и боль на фоне роскоши и наслаждения. И пустота. Поглощающая пустота при самое доведенной до абсолюта внешней наполненности.
Глава 14
— Ну что, виолончелистка, как тебе в новом статусе? Каково это — быть отвергнутой шейхом Адамом? — Ника как раз застилала кровать, когда услышала знакомый голос с нескрываемыми язвительными нотками у себя за спиной.
Как же многолики женщины. Когда Адам был рядом, Кейтлин умела говорить настолько по-другому — гортанно, томно, с поволокой. Если бы не идеальный слух Ники, можно было бы подумать, что это голоса совершенно разных людей.
— Ответь на этот вопрос сама, Кейтлин, — повернулась и посмотрела дерзко в глаза соперницы девушка, — каково это — годами облизывать шейха Адама, целовать ему ноги — и не иметь ничего, кроме права иногда делить с ним постель.
— У кого-то нет и этого права, — продолжала гнуть женщина.
— И я нахожу в этом преимущество. Во всех смыслах. И в моем, и в твоем, — приняла вызов Ника.
Кейтлин сложила губы в агрессивную тонкую линию.
— Сука… Строптивая, глупая сука. Он даже не посмотрел на тебя, когда выходил только что из комнаты. Наивная идиотка. Уверена, ворочаешь нос, играешь в недотрогу, только для того, чтобы удержать его внимание.
Ника устало закатила глаза и вернулась к своему делу.
— Единственное, что я сейчас хочу, быстрее сделать свою работу и убраться отсюда. Подальше от вас всех… — пробубнила себе под нос.
Она прокляла все на свете, когда услышала приказ Омара теперь убираться в личных покоях шейха. Ведь она было успела выдохнуть. Целую неделю ей удавалось прятаться от своих мыслей и переживаний за тяжелой работой. Не думать о том, кто она теперь. Не гадать, что ее ждет впереди.
Она знала — Омар наблюдал. И корректировал свою стратегию ее укрощения. Сначала евнух думал, что тяжелый физический труд заставит ее стать сговорчивее и мягче. Каждый вечер, когда она заканчивала свой рабочий день, на ее кровати исправно лежали приготовленные платья — одно — чернавки, второе, как она сама про себя его окрестила, эскортницы.
Вот только евнух просчитался. Ника не боялась труда, Ника боялась тех эмоций, который вызывал ненавистный Адам, стоило им только остаться один на один. Глубоко в душе она понимала — он волнует ее. Каким-то странным, причудливым образом ее неприязнь к нему смешивались с другими, более сложными эмоциями. Словно бы минус на минус давал плюс — и этот плюс сильно ее пугал своей непредсказуемостью. Неизведанностью, незнакомостью чувств…
— Я не хочу… — почувствовала, как воздух покинул легкие.
Омар лишь усмехнулся и всучил ей в руки полный набор для уборки. На что был расчет сейчас? Воочию увидеть разницу? Дескать, я могла лежать сама на этой постели, а теперь должна ее застилать? Наивно…
Вот так Ника уговаривала себя про себя, думая о предстоящем походе в «стан врага».
Комната шейха Адама оказалась не единственным помещением, где ей теперь пришлось убираться Его кабинет, гостиная, столовая. Если вся эта уборка теперь была на ней, им придется проводить слишком много времени рядом. Слишком велика вероятность была пересечься, встретиться. А она так боялась этих самых встреч. Одна надежда была на то, что педантичный, не принимающий ничего неидеального шейх не будет обременять себя физическим присутствием во время уборки.
Нежеланная встреча не заставила себя долго ждать. Они столкнулись в первый же день — в дверях его покоев — он выходил из спальни, уже одетый, поправляющий на ходу манжеты рубашки с запонками. Почему-то именно сейчас и именно сегодня она почувствовала свою ничтожность перед ним. Пораженчески опустила глаза, нервно сглотнула. Ей казалось, что он даже глазом не повел в ее сторону, словно бы она пустое место, ничто…
И только неприятный разговор с Кейт, которая, как выяснилось, тоже была в комнате в момент, когда Ника заправляла постель, вернул ее к реальности и заставил снова почувствовать себя не невидимкой, а реальным человеком.
— Постираешь, — сорвала со своего тела полотенце женщина, кинув его прямо в лицо Нике, чтобы унизить еще сильнее.
Невозмутимо подошла к стулу с лежащим на нем шикарным шелковым пеньюаром, не скрывая наготы перед девушкой. Проходя мимо на выход, одарила ее презрительной улыбкой.
Как только Ника осталась одна, громко выдохнула. Похоже, впереди было самое сложное. Как ей справиться с этим давлением? Как пережить унижение?
Она не ошиблась… Едва ли не каждый день теперь был настоящей каторгой. Не в физическом, в моральном смысле. Нике теперь приходилось сталкиваться с шейхом Макдиси и его «розами» на ежедневной основе. И очень редко, когда «цветы в его саду» повторялись. Утешало только то, что Кейт тоже в эти дни больше видно здесь не было. Хотя бы никто не будет издеваться над ней
