Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Надо бы тебя, поросенка, на веранду. Там тепло и навык ходить по нужде куда нужно, а ни куда попало, можно не так болезненно отрабатывать.
Сидя на раскладушке в залитой солнцем веранде, Нина меланхолично гладила сытого Колобка, рассуждая, что же это было: «Мальчишки видели меня и уверены в этом – я бродила по древнему поселению с лопатой. Но в той стороне села я была всего один раз, когда по осени приезжала мама, и мы ходили гулять к лесу, и все. Кто же тогда это мог быть? Кажется, я топчусь по кругу. Надо придумать повод и сходить для начала к этой дачнице, как ее там, Ладе Валерьевне, посмотреть невзначай, нет ли у нее плаща как у меня и паричка. А у Люси дочь скоро в школу пойдет, можно зайти, напомнить, каких врачей на комиссии надо пройти. С Алиной и близняшками сложнее. К Рыжовым мне не прорваться, да и не особо хочется (совсем не хочется), Оля с Юлей вещи могли с собой увезти… А может и не стоит по домам ходить, та, что выдает меня за себя, далеко не дура, чтобы улики на видном месте бросать. Вот если бы Кабачок мне поверил, тогда с его помощью… но он не верит и убеждать его у меня нет никакого желания».
Телефон завибрировал тревожными волнами. Неизвестный номер. Наверное, кто-то из пациентов.
– Алло, – приняла Нина вызов.
– Здравствуй, Нинель, – произнес немного севший мужской голос, – это Павел.
– Павел Андреевич, вы? – бодренько отозвалась фельдшер. – Что случилось? Опять желудок беспокоит?
– Нин, ну ты совсем там заработалась, – недовольно выдали в ухо, – или это юмор у тебя такой, тонкий?
Нина непонимающе посмотрела на мобильник, переваривая информацию:
– Паша, это ты? – осторожно выдохнула она.
– Быстро ты забыла мой голос, – и опять оттуда легкое раздражение.
– Что-то случилось? – Нина отложила спящего щенка и начала ходить по веранде с телефоном у уха. – С мамой?
– Почему сразу случилось, я что жене не могу позвонить… бывшей? – язык немного заплетался.
«Напился», – сделала вывод Нина.
– Паш, зачем ты звонишь?
Она давно стерла его номер из памяти – и электронной, и своей. Столько времени утекло, странно.
– Узнать, как ты живешь, – пробормотал он. – Совесть мучает.
– Можешь дать ей отбой, у меня все нормально. Ты иди поспи, дневной сон для здоровья полезен. Испанцы всегда в жару спят. Пока, – она отключила телефон, но абонент набрал снова.
– Нин, ты так обижена, что и поговорить со мной не хочешь? Раз в год позвонил, а ты…
– Раз в четыре года, – уточнила Нина.
– Тем более. Как ты живешь? Говорят, подалась в какую-то глушь.
– Врут, – Нина не хотела вдаваться в подробности, – сам как?
– В шоколаде.
– Поздравляю, – хотелось быстрее закончить этот абсурдный разговор.
– Нин, ты ненавидишь меня?
До появления в медпункте пациента с горящими карими глазами Нина не задумываясь ответила бы: «Да». Да, она ненавидела Пашку, ненавидела и в душе презирала, хотя вслух посторонним всегда старалась объяснить его мотивы, придав им некий отблеск благородства. Зачем она это делала, Нина и сама не знала. Наверное, руководствовалась принципом – про покойника либо хорошо, либо никак, а в ее жизни бывший муж умер. Но теперь все смотрелось как-то по-другому и даже немного комично. Ненависть умерла вместе с любовью.
– Нет, Паш, с чего мне тебя ненавидеть? Ошибки молодости, у всех есть.
– Я, значит, для тебя – ошибка молодости? Такая мелкая ошибочка, малюсенькая, крохотулечка, – он раздражался все больше, хорошо, что находился далеко, а не где-то поблизости.
– Паш, что у тебя случилось? – голосом врача поинтересовалась Нина.
– Нина, как у тебя дела?
– Я влюбилась, – выдохнула она, и сама испугалась сказанной фразы, словно та материализовалась в нечто осязаемое.
– И он, конечно, идеальный, – хмыкнули в трубке, – и лучше меня с сто раз.
– Нет, такой же засранец, только посуду за собой моет.
– Зачем ты меня отпустила? Ты даже не попыталась за меня бороться? Развернулась и ушла, любящая женщина так не поступает.
– А как надо было? – устало спросила Нина. – Пощечин тебе надавать на прощание.
– Хотя бы.
– Как родители? – попыталась она увести разговор от бессмысленной темы.
– Мама так меня убеждала, так настаивала… – в трубке замолчали.
– Здоровья ей, – небрежно бросила Нина.
– Она тогда говорила, что ты лучшее, что я получил от жизни, счастливый билет, – выдал Пашка, – что я совершаю дикую ошибку, уходя от тебя, что буду жалеть, но будет поздно…
Нина удивленно приподняла бровь, она была убеждена, что свекровь ее недолюбливала.
– А я ее тогда так обидел, сказал, что она печется не обо мне, а о своей счастливой старости. Вот она как раз дала мне пощечину, она меня, дурака, любит, а ты нет.
– Может быть, – теперь Нина и сама не знала, что у них было с Пашкой, – Паша, мне пора. Счастья тебе.
– Она изводит меня своей ревностью, постоянным недовольством, детскими капризами, просто со свету сживает. Знаешь, вечно оттопыренная нижняя губка – так вначале мило казалось, а теперь просто выворачивает.
«Кажется теперь он не о маме, а о жене».
– А эти ее родственнички, при должностях, – взорвался Пашка, – все время норовят напомнить мне мое место. Как там в «Простоквашино»: «Мы его на помойке нашли, отчистили, отмыли, а он нам «фигвамы» рисует», и мордой меня в... куда я заслужил. Ты должна была спасти меня, а ты меня бросила, отдала им. Нина, как же так? Ты предала меня, моя женщина меня предала, – он с пьяным упорством накручивал себя все больше и больше, нужно было что-то сказать ему, как-то привести в чувства.
– Не обращай на них внимание, люди любят самоутверждаться за счет других, а ты просто не обращай внимание. Ты талантливый ученый и заслужил свое место, ты бы и без них пробился, не так быстро, но смог бы. Чем они перетрудились, замолвив словечко за молодого перспективного специалиста? Да только выгоду получили – вот какие мы молодцы, какие кадры подбираем. Наплюй на них. А с женой помирись, ревнует, значит, любит, любит по-настоящему… не так, как я. Берегите свои чувства, все остальное мелочи, слышишь?
– Нин, ты злая и мстительная. Зачем ты со мной так? Мне же больно, – почти застонал он.
– Я искренне, – сказала она полуправду, Нина и сама не знала – жалеет или иронизирует.
Продолжать разговор было мучительно и глупо. «Мы в ответе только за тех, кого приручили, – она опустилась на раскладушку и погладила щенка, – я ему ничего не должна».
– За все платить надо. Прощай, Паша. Не звони мне больше.