Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мне писали, что осечек не больше одной на двадцать выстрелов, и держите вы его, господин посол, неправильно. Его нужно прикладывать к плечу и целиться вон через ту прорезь на мушку, что на конце ствола.
Француз перестал улыбаться и попробовал прицелиться, как говорил царь и даже щёлкнул курком, промелькнула искра.
– Вынужден признать, Ваше Величество, что ваши мушкеты и впрямь великолепны. Что же вы скажите на предложение моего короля?
Михаил Фёдорович не знал, что сказать. Было огромное количество «но». Хотя бы просто потому, что нужно вынести это предложение на обсуждение в боярскую Думу. Потом ведь, что ещё скажет батюшка. Ну и самое главное, что скажет Пётр Пожарский? Это ведь его секреты. И эти секреты приносят стране огромные деньги в виде пятины, сколько же денег они приносят семейству Пожарских. Михаил решил сказать послу правду.
– Господин посол, мы обсудим предложение моего брата короля Франции Людовика на боярской Думе на следующей неделе, тогда вас известят о следующем визите, а сейчас вы свободны.
Опять расшаркивания и поклоны, быстрее бы уж ушли, нужно подумать обо всём в тишине и покое. Вопрос, ой какой не простой.
Событие тридцать первое
Прибыли двадцать пятого августа. В разгаре была уборка урожая. Пётр посвятил сутки жене, и в перерывах спорам с тестем. Вот, что за человек, по любому вопросу сразу начинает спорить. Пётр даже попробовал, перешёл в споре незаметно на позицию князя Долгорукого, так тот начал спорить сам с собой, а когда Пожарский указал ему на это, то начал спорить, что это не его позиция, а «мальчишка просто старается его запутать». Спорили о Смоленске. Князю Долгорукому не терпелось пойти туда всеми вершиловскими «войсками» и захватить его без артиллерии.
– Не получится, Владимир Тимофеевич, город к тому времени уже будет осаждён и на стенах и днём и ночью будут сотни ляхов, даже если и удастся забраться на стену, а она больше десяти метров, то потом очень многие погибнут, ведь ляхов в разы больше, – пытался отговорить князя от безумной идеи Пётр.
– Они успеют открыть ворота, и ворвётся в город основное войско, – упорствовал тесть.
– Это ещё хуже, в городе, наверное, не меньше тысячи воинов, даже если каждый убьёт одного нашего, то это значит, что умрёт по-глупому тысяча русских воинов.
– На то она и война, чтобы вои погибали, за царя батюшку, – Долгоруков искренне полагал, что так и должно быть.
– Владимир Тимофеевич, у меня есть другое предложение. Речь Посполитая ведь не только Смоленск себе по договору 1618 года прирезала, но и Чернигов, да и ещё городов и крепостей не мало. Вот пока основное войско будет у Смоленска воевать и к себе все силы ляхов приковывать, мы захватим сначала Трубчевск, потом Стародуб, потом Чернигов. Нужно будет только как-то с Государем договориться, чтобы он по нашим следам стрельцов послал, чтобы они после нас эти города занимали и к обороне готовили.
– Хитро! – наконец сдался боярин и опять начал спорить, что от Чернигова нужно повернуть на север и выйти к Смоленску с юга.
– Зачем нам Смоленск. Ляхи и сами попросят нас забрать его, – опять пытался настроить на переговоры упёртого тестя Пожарский.
– Как это? – оставил пока Смоленск боярин.
– Мы не пойдём на север, мы пойдём на северо-запад. После Чернигова возьмём Гомель, Рогачёв и Пропойск. Везде будем захватывать крепости уничтожать польские гарнизоны, а народу говорить, что Великий Государь даёт всем волю и панскую землю раздаёт. Потом сжигаем все костёлы, убиваем ксёндзов и идём дальше.
– Да ты в уме ли зятёк? – князь даже спорить не стал, настолько это было дико с его точки зрения.
– Конечно. Всю остальную работу за нас сделают крестьяне, они поубивают всех ляхов и литвинов на своей территории и будут истреблять пришедших наводить порядок мелкие отряды ляхов. Большие отряды Сигизмунд послать не сможет, у него на севере шведы, на востоке русские, а на юге турки с крымчаками. Уж те-то ситуацией воспользуются. В результате, когда Сигизмунд попросит забрать у него все города и крепости, отторгнутые у Руси по договору 1618 года, мы будем требовать всю Украину вместе с Киевом или пригрозим не заканчивать войны, пока жив хоть один лях. Только это уже конец плана, а есть ещё и середина. После Пропойска, Владимир Тимофеевич, вопреки вашему невысказанному желанию, идти на Смоленск, мы пойдём на Витебск. Вот уж где нас точно не ждут. И когда мы его захватим, нужно чтобы царь и туда гарнизон послал сильный. Вот тогда Смоленск окажется в глубоком тылу, и не будет надеяться на помощь извне. Они сами сдадутся. Но мы им опять не дадим. Защитники Смоленска потребуют, чтобы их выпустили из города и дали уйти с оружием. Нам этого не надо, нам надо, чтобы они во Владимире и Казани дробили камень на наши новые дороги, а жены их оплакивали в Польше. Нужно, чтобы Польша так боялась Русь, что даже при звуках русской речи у шляхтича понос начинался.
– Ну, ты, Пётр Дмитриевич, и нагородил, а сможем ли. У нас всего четыреста пятьдесят человек, – боярин теперь уже с испугом глядел на Пожарского, но и с надеждой.
– Нет, сами, конечно, не сможем. Нужно в занятых городах и крепостцах гарнизоны оставлять. Поэтому надо тебе Владимир Тимофеевич срочно ехать к Государю и получить у него грамотки с приказом к воеводам Владимира, Переяславля, Тулы и прочих городков, что нам по пути встретится, половину гарнизонов за нами вслед посылать и самим эти отряды возглавлять, и города нами захваченные под свою руку брать. Только об этом царь пусть даже отцу своему патриарху Филарету не говорит и грамоты, чтобы писал не дьяк, а вы с царём вдвоём. Ясно ли, князь? – Пётр выдержал гневный взгляд боярина и повторил вопрос, – Ясно ли тебе, Владимир Тимофеевич?
– Страшно мне даже представить, что потом начнётся! – через пару томительных минут прохрипел боярин.
– Начнётся празднование Великой Победы и награждение непричастных, – хмыкнул Пожарский, – Я для думцев специальные медали отолью. Назовём её, медаль эту: «За вспомоществование Великой Победе». Ну, или как-нибудь похоже.
– Не по годам ты разумен зятёк. Что ж, пойду собираться. Выступаем-то когда?
– Вот как вернёшься, князь, из Москвы и выступаем, нам спешить особо некуда, нужно чтобы ляхи начали все силы к Смоленску собирать.
– Точно ли патриарху Филарету не говорить? – напоследок попытался опять поспорить Долгоруков.
– Если о нашем плане прознает хоть один человек, то ничего не выйдет, – пожал плечами Пётр, – Ты уверен, боярин,