– Это ещё зачем? – не сдержалась старшая. – Сколько лет без записей обходились! У нас все по заведенному раз и навсегда порядку делается, и отчеты все дан Винкош с моих слов сам писал.

– Оно и видно, что сам, – хмыкнул дан. – Так хозяйское добро разворовали, концов не сыщешь.

– Да я…

Договорить домоправительница не успела.

– Дана Салта, не испытывайте мое терпение, – угрожающе произнес управляющий и полоснул старшую таким взглядом, что та поспешно отступила на шаг назад. – После обеда зайдешь ко мне, покажу, как книги учетные заполнять, – посмотрел на меня дан Кражич и, отвернувшись, вызвал следующего: – Злата Собжич.

Златка шагнула вперед. Щеки ее раскраснелись, на губах играла чуть смущенная улыбка.

Управляющий принялся задавать Златке те же вопросы, что и всем, но я не слышала ее ответов. Слишком уж красноречивым взглядом меня Салта одарила, видать, придумывала, как со свету сжить.

И ведь придумала.

Когда дан Кражич опросил всех слуг и ушел, мерзкая баба подкралась ко мне и больно дернула за руку.

– Что, радуешься? – прошипела она. – Думаешь, коли личиком смазливым дану угодила, так он тебя от работы избавит? Нет уж. Одна у тебя начальница – я. И подчиняешься ты мне, так и знай. А я не потерплю, что бы какая-то девка безродная нос задирала. Учет свой будешь по вечерам вести, а днем в горничных походишь, не развалишься. Минка со Станкой не справляются, им давно уже подмога нужна, вот ты и пойдешь.

Она задумалась ненадолго и добавила:

– И чтобы не вздумала жаловаться. А то знаю я вас, неблагодарных! Кто тебе работу дал, когда ты в замок чуть живая приползла? То-то же! А ты все норовишь поперек поступить, все тебе дана Салта плохая. Заботишься о них, как о родных, и что в ответ? Одно нытье да недовольство.

Старшая говорила, а сама недобрым взглядом меня буравила.

– Иди на хозяйский этаж, в комнатах милорда убраться нужно. Раз уж ты у нас грамотная такая, вот тебе и повышение.

Она криво усмехнулась и пошла к двери, а я осталась стоять, глядя ей вслед. Знала злобная баба, как мне отомстить. Самый верный способ выбрала.

Сердце тревожно заныло. Всю минувшую седмицу я от арна бегала. А тот, будто чуял, все время где-то рядом оказывался. То на кухню спустится, то встанет спозаранку и по дому ходит, указания рабочим раздает, а то и сам в работу впрягается. А ещё пробежки свои устраивает по утрам, как раз, когда я золу выношу. Я уж и к бочке за водой ходить перестала, стараюсь вечером на кухне набирать. И в лес без надобности не суюсь.

А теперь что же? Получается, напрасно я пряталась? И ведь не от него пряталась, от себя. От чувств своих глупых, что с головой накрыли. От взгляда алого, мрачного, от души звериной, что лютым волком в сердце стучится, впустить требует. И от того орнамента, что перед глазами вьется, на ткань полотняную просится. Никогда со мной такого раньше не было. Обычно вирош частями открывается: вышьешь начало, оно за собой следующий фрагмент тянет, после него – еще один и так, пока до самого конца не дойдешь. А тут я все целиком увидела, сразу. И узор мудреный такой, необычный, с острыми углами и переплетениями потайными. Руки так и тянутся иглу взять и на ткань его перенести.

Я посмотрела на огрубевшие от работы пальцы. Еще неизвестно, получится ли? Обережная вышивка тонкости требует.

– Илинка! Ты чего застыла? – окликнула меня Златка, и я отвлеклась от своих мыслей, глядя на подошедшую подругу. – Рада, что новую должность получила?

Я выразительно посмотрела на нее и вздохнула.

– Что, думаешь, Салта отомстит?

Я кивнула.

– Ох, и то верно. С этой станется. Обязательно напакостит, такая уж баба злобная.

Я показала, что буду настороже.

– Правильно. Да и дан Кражич тебя в обиду не даст. Он справедливый, не то что наши изверги, им бы только со свету кого сжить, а дан Бранко никогда попусту не орет, и со слугами уважительный.

Златка потащила меня к двери, на ходу рассказывая, как управляющий на нее смотрел, да какие у него глаза необыкновенные и голос ласковый. А я только удивлялась, что любовь с людьми делает. Жила себе Златка спокойно, с Яцеком иногда по углам зажималась, и знать не знала ни о каком дане Кражиче, а теперь сама не своя, глаз с него не сводит, каждое слово ловит и так и норовит рядом оказаться.

– Ты сейчас куда? – спросила Златка, когда мы вышли из зала.

Я показала на хозяйскую половину.

– А чего ты там забыла?

Подруга знала, что я от арна бегаю. Пришлось объяснять, что Салта для меня новую работу придумала.

– Вот же злыдня! – выругалась Златка. – Тебя же ей в помощницы приставили. Надо дану Кражичу сказать, пусть разберется.

Я помотала головой. Это ничего не даст, только хуже будет. Салта выкрутится, а на мне потом сполна отыграется.

– И то верно, – будто подслушав мои мысли, согласилась Златка. – Это лихо завсегда найдет, как жизнь испортить. Ладно, беги, пока не попало.

Она махнула рукой и пошла к лестнице, а я направилась к кладовке, в которой тряпки и метлы для уборки хозяйских покоев стояли.

В комнате арна было тихо. Как я ни прислушивалась, из-за двери ни звука, ни шороха не долетало, только где-то в конце коридора оконная створка от ветра хлопала. Наверное, слуги забыли закрыть.

Я помялась, не решаясь войти, а потом постучала и снова замерла. Тишина.

Толкнув дверь, протиснулась в покои и огляделась. Графа в спальне не было. Только портрет его со стены глазами алыми смотрел, в душу заглядывал. И такое в ней будил, что лучше бы оно и дальше спало до времени!

Я поспешно отвела взгляд от сурового лица и прислушалась к собственным ощущениям. Странно. Вроде бы, арн тут уже больше седмицы живет, а мне снова кажется, будто пустое все вокруг, неправильное. И не понять, откуда это ощущение берется. Паница учила меня, что магия в любом живом существе есть, даже в том, кто ее проявлений никак не ощущает. И эта невидимая сила оставляет отпечаток на предметах, которыми человек пользуется, и в каждом из них своя частичка иса появляется. Правда, чувствуют ее немногие. Только обережники да ещё лекари иногда, у которых дар есть суть вещей видеть. А придворные маги в ис не верят и нас шарлатанами считают. Паница говорит, это потому, что гордыня им разум затмевает, и сердце нечувствительным делает. Еще бы! Мы-то привыкли к каждой крошечке живой силы с почтением относиться, а у имперских магов этой силищи столько, что они такие мелочи попросту не замечают. И над нами смеются.

Мне вспомнилось, как пять лет назад в монастырь лорд Скаверец заезжал. Первый маг империи возвращался из поездки в Редень и решил остановиться в нашей обители на ночлег. Сестры гостя со всеми почестями приняли, ужин в его честь устроили, самые лучшие яства на стол выставили, мы такие только по праздникам видели, а лорд Скаверец достал из ножен нож, потыкал им в кабанчика запеченного, перевернул картофель румяный, и брезгливо поморщился. И ни к чему больше не притронулся, только вина ежевичного выпил. А потом с Паницей разговор завел. Об оберегах, которыми монастырь славился. И все так пренебрежительно, через губу, тихим голосом. И рожа его мерзкая гаденькой улыбочкой кривилась. Нет, внешне-то все благопристойно выглядело, только я к тому времени уже научилась немного в души заглядывать, вот и разглядела нутро поганое. А наставница перед магом навытяжку два часа простояла, пока он ее допрашивал и высмеивал. Ух, как у меня руки чесались яблоком ему промеж глаз засветить, но Паница, будто услышав мои мысли, посмотрела на выстроившуюся у стены шеренгу воспитанниц и, остановившись взглядом на мне, отрицательно качнула головой.