– Какая теперь разница! Как выяснилось…

– Шустов!

– Ну, хорошо! Я ему должен денег. Сто тысяч долларов. Я все проиграл в ту ночь. Так получилось! Кащеев всегда мне в долг давал, потому что мне везло. Я осторожно играю. А тут! Эта женщина, Алла Эдуардовна! Как черт под руку! Чувствовал, что не нужно, но она… Сам не понял, как все отдал!

– Алла Эдуардовна Бойко – профессионал в таких делах, Шустов, за что и любят ее владельцы игорных заведений, – усмехнулся Борин: этого мерзавца, гулявшего от беременной жены, ему жалко не было.

– Так она – подстава? Я так и думал! А можно вопрос? Откуда вы знаете про Аллу?

– Бойко и владелец клуба задержаны и находятся под следствием. Вам больше негде будет проигрывать чужие деньги, Шустов, – не без удовольствия ответил Борин.

– А как же я… – невольно вырвалось у Сергея.

– Как отыгрываться будете? Заработать придется, видимо! Эти сто тысяч вам дал Кащеев?

– Да. Я, когда понял, что в той машине Катя, сразу подумал – его рук дело! Он специально ее увез у меня на глазах, чтоб подстегнуть. Поэтому на него и наехал… но Колька натурально испугался за Катюху. Я потом поостыл, понял, что он не смог бы ее. Моя жена ему нравилась, он не скрывал этого, но и не лез к ней! Понимаете? А что, вы думаете, он мог?

– А вам бы этого хотелось?

– Что вы ко мне все время цепляетесь?! Я пострадавшая сторона! Это мою жену похитили! – совсем разнервничался тот.

– Мы все будем проверять, Шустов. Подпишите протокол. На каждой странице, – добавил Борин, глядя на его бисерно-мелкую подпись. – Давайте пропуск.

– До свидания, – буркнул «потерпевший», прощаясь.

– Чухонец! – вырвалось у следователя любимое ругательство его бабушки, как только за Шустовым закрылась дверь.

Борин сложил снимки в папку, навел на столе порядок и набрал номер квартиры Бражниковых.

– Вера Михайловна, Борин беспокоит. Не возражаете, я к вам сейчас зайду? Да, есть кое-что.

– Артем, я уехал к Бражниковым, – сказал он своему помощнику Артему Кораблеву. – Найди Елену Алексеевну Красавину, она преподавала русский язык в школе, где училась Катерина Шторм, примерно до две тысячи третьего года. Договорись с ней о встрече на завтра, на утро. Как ей удобно – у нее или здесь. Она должна помнить мать Катерины в то время, как та приехала из Москвы.

– Хорошо, Леонид Иванович.

Борин встал, подошел к сейфу, закрыл его. Надел куртку, похлопал себя по карманам, на ощупь проверяя их содержимое, и, кивнув Кораблеву, вышел из кабинета.

Зося Адамовна спала этой ночью беспокойно, снился внук, тревожно было за него, словно уже случилось что-то непоправимое.

Первый год после переезда в Польшу, пока он работал водителем, Алекс навещал ее в пансионате часто, вызывая зависть у постояльцев и улыбки персонала. Он всегда привозил подарки, все видели, что ездит внук к ней не по долгу, а потому что скучает. Но его ласковый взгляд и веселый голос не могли ее обмануть. Он не был счастлив, ее мальчик, и Зося Адамовна это чувствовала.

Через год Саша вдруг заявил, что завербовался в иностранный легион. «Не мое это, бабуль, холуем хозяйским быть», – говорил он ей. Встревожилась она – опять рискует. Вот и брат ее Виктор, отец Казимира, таким был.

…После смерти бабушки Зося с братом решили вернуться в Москву: жизнь в деревне была для обоих чуждой, не хватало шума улиц и столичных друзей. Заколотив досками бабушкину избу и закрыв на все замки дачный дом, они собрали вещи и пешком отправились к железнодорожной станции. Позже они узнали, что дача им больше не принадлежит.

Со дня возвращения с фронта Виктор почти не разговаривал с ней, впрочем, напившись, он не смог связать и пары слов. На поминках бабушки он выпил водки из оставленной ею бутыли и с тех пор даже не прикасался к спиртному. Он стал посматривать на Зосю с интересом, точно впервые с того дня, как вернулся, заметив ее рядом. Брат был красив как бог, считала Зося, злясь на деревенских девок и молодых вдов, не спускавших с него глаз. Успокоилась только тогда, когда они сели в поезд.

В московской квартире их ждало уплотнение – в одну из принадлежавших им ранее комнат вселили инженера из Ленинграда, Макарского Григория Львовича. Он и устроил Виктора к себе на завод. То ли время тогда такое было, то ли люди проще, но жили они в коммуналке одной семьей, толково распределив между всеми обязанности по дому. Комнаты на замки не запирали. Зося с Лилей убирались во всей квартире, ее мама готовила на всех обеды и ужины, Виктор и Григорий Львович отдавали зарплату ей, оставляя себе немного на расходы. Зося первая заметила, что не всегда к их с Лилей возвращению из школы бывает убрана, обычно аккуратно с утра застеленная постель Чары Давидовны. Будучи не такой наивной, как подруга, она сразу же определила причину. «Дура, Лилька, у них любовь, не видишь? – смеялась она, когда та начинала на нее злиться. – Тебе что, папочка не нужен? А мне дядя Гриша очень даже нравится!» Лиля отворачивалась, чтобы скрыть слезы, но Зося обнимала ее и уговаривала не противиться счастью мамы – Чара Давидовна хорошела день ото дня, готовила разносолы и, наконец, стала носить яркую одежду. Лиля сдалась лишь после того, как влюбленные расписались в ЗАГСе. В их налаженный быт это событие привнесло только одно изменение – молодожены стали ночевать вместе в комнате Макарского.

Григорий Львович никогда не пил, именно поэтому тот день, когда они с Лилей нашли его мертвецки пьяным за кухонным столом, запомнился Зосе надолго. Они кое-как перетащили его в кровать, убрали опустошенную им наполовину бутыль какой-то мутной жидкости в самый низ буфета, вытерли стол и сели обедать. Вечером, протрезвевший уже Макарский, объяснил всем домашним причину такого своего срыва. Оказалось, что он встретил здесь, в Москве, человека, из-за которого в блокадном Ленинграде умерли его жена и дочь. «А теперь он – известный коллекционер! Представляете, Савушкин таскал со склада, которым заведовал, продукты. Его жена, плохонькая актриса «Ленфильма», вздорная и злая бабенка, меняла их на старинные украшения, бессовестно обирая несчастных голодных блокадников! Они были нашими соседями по коммуналке. Я воевал на фронте, а когда вернулся, жену и дочку уже отвезли на Охту. Там у нас хоронили умерших той зимой. Мне сказали, они умерли от голода – у жены украли карточки. Они умирали, а за стеной этот «коллекционер» подсчитывал барыши, полученные за ворованный хлеб!» – плакал он, не стесняясь своих слез.

Зося помнила, как у ее брата Виктора тогда сжались кулаки и напряженно застыл ненавидящий взгляд. Она же, Лиля и Чара Давидовна, слушая исповедь Макарского, рыдали в голос.

Через несколько лет Григорию Львовичу дали отдельную квартиру, и они с Лилей и Чарой Давидовной уехали. Зося с Виктором остались одни.

Вскоре Виктор принес домой первый сверток с краденым добром. Зося ненароком заметила, как он что-то прячет в бывшей комнате Лили. Дождавшись, пока брат заснет, она шмыгнула туда. Такой красоты она не видела никогда! Зося примеряла уже второе ожерелье, когда в комнату тихо вошел Виктор.