— Да, это не повод, чтобы сделать такую гадкую вещь, — говорит Мамочка. — Но это возможная причина. И я тебе советую её простить… и забыть про этот случай! А всегда вспоминать своих замечательных педагогов: Елену Григорьевну в эвакуации — первую твою преподавательницу по скрипке, Марию Григорьевну из железнодорожной школы, Александра Сергеевича, Наташу — твою пионервожатую… Они все педагоги, все чудесные люди… и ты всех их любишь!

— Деточка! — вдруг вступает Бабушка. — Хороших людей на свете больше, чем плохих!

— Ты в этом уверена, Бабушка? — спрашивает Ёлка немножко сурово.

— Уверена! — У Бабушки такой голос, что понятно: она уверена.

Я думаю… надо её простить, а не сердиться, потому что Бабуся как-то сказала, что на сердитых воду возят.

И вдруг я очень ясно понимаю смысл этой поговорки!

Вдруг уехал Алёша — он уехал так же быстро и непонятно, как приехал!

Я думала, что Анночка будет очень плакать, но она не плакала — сидела на своей кровати, рядом лежала книжка, у неё было грустное, задумчивое, но какое-то необычное для меня лицо.

— Анночка, — спрашиваю, — а куда он уехал?

— Не знаю! — говорит Анночка.

— А где он раньше жил?

— Не знаю!

— Бабушка его с дедушкой что-нибудь говорят?

— Ничего не говорят!

— А наша Бабушка у его бабушки спрашивала?

— Да! Бабуся сказала, что я хочу ему письмо написать — нельзя ли узнать его новый адрес. Алёшина бабушка сказала, что они не знают его адреса!

— Да что они, обалдели?! — Я так рассердилась, что даже закричала. — Как это — бабушка с дедушкой не знают адреса своего внука? — Но я сразу успокоилась, потому что, когда сердишься, ничего хорошего не получится, а мне надо Алёшин адрес узнать. Но как?

— Скажи мне, — и говорю так спокойно и уверенно, как Мамочка, — вот когда вы с Алёшей играли, гуляли, разговаривали, он никогда не рассказывал, откуда он приехал?

— Никогда!

— А ты спрашивала?

Анночка вздохнула так печально, что мне просто плакать захотелось, а я ведь никогда не плачу. Она подумала, а потом сказала:

— Я как-то раз у него спросила: «А где твой дом? Где ты живёшь с мамой и папой?» Он сказал: «Далеко!» — и он так сказал… что я больше никогда не спрашивала!

И тут я придумала, по-моему, очень здорово и говорю:

— Пойду у Мамы спрошу, ведь мы знаем их фамилию — Лемлейн, и он работает в Академии наук.

— Да! — обрадовалась Анночка. — Спроси, Ниночка!

Я побежала к Маме, она за столовым столом штопала наши чулки и носки. У неё для этого есть такой деревянный гриб — она снимает очки, на гриб чулок натягивает и штопает. Она так красиво штопает — так голову сделает, так откинет, как будто она рисует, а ведь она очень хорошо рисует, но и штопка у неё очень красивая!

— Мамочка, — прошу я её, — надень очки, пожалуйста, мне надо с тобой серьёзно поговорить.

— Рассказывай! — Мама быстро откладывает штопку и надевает очки.

— Алёша уехал и не оставил Анночке своего адреса. Наверное, он торопился! Бабушка пошла к Лемлейнам — они сказали, что его адреса не знают!

— Грустная история! — И тут у Мамочки стало такое лицо, что я как-то заволновалась. — А что мы можем сделать в этом случае, Нинуша, как ты думаешь?

— Да… да очень просто! Мы знаем Алёшину фамилию, его дедушка работает в Академии наук, и Папа там же работает. Вот пусть всё и узнает про Алёшу. Анночка так расстроилась!

— А как фамилия Алёши? — спрашивает Мамочка, и у неё спокойное, но совсем непонятное для меня лицо.

— Лемлейн его фамилия! — Я даже удивилась, почему Мама спрашивает.

— Почему ты так считаешь? — И опять у неё непонятное лицо.

— Ну, бабушка-то с дедушкой Лемлейны? — Вообще ничего не понимаю!

— Твоя Бабушка, с которой ты живёшь, моя мама и мой папа, твой дедушка, — Шаховы, а вы, все четверо моих детей, — Шнирманы!

Какая же я дура… совсем не подумала про то, что у Лемлейнов может быть совсем не сын, а дочка. Дочка вышла замуж, и мы не знаем фамилии её мужа.

— Нинуша, я поговорю с Папой, и мы подумаем, что мы можем… сделать. — Мамочка снимает очки и берёт в руки штопку. — Извини, милая, у меня большая штопка, но мы можем продолжать разговаривать.

Как это странно, но я почему-то иногда знаю, что будет дальше, потом! И я знаю не маленькие события, которые произойдут, а знаю что-то крупное и серьёзное. Вот сейчас я знаю: передо мной «Диван перед маленькими детьми». Он очень большой, холодный и странный — я такого никогда не чувствовала.

— Мамочка, я тогда пойду, — говорю спокойно, — Анночку немножко развеселю.

— Иди, родная! — радуется Мамочка. — Утешь её хоть немножко!

Я выхожу из столовой, останавливаюсь в коридоре, быстро думаю, как утешить, и придумала.

— Мамочка сказала, что они с Папочкой подумают, что можно сделать. А я вот уже подумала! — говорю почти весело. — Ведь Алёша может тебе сам письмо написать!

Анночка качает головой, и непонятно, «да» это или «нет». Потом говорит:

— Помнишь, как в прошлом году Ися уехал?

— Конечно помню! — говорю.

И сразу всё вспоминаю: Анночка плачет, Ися её утешает, по голове гладит и говорит: «Анночка, не расстраивайся, я не навсегда уехал, я ведь буду в Москву приезжать, в гости к вам буду приходить!» — «А когда ты приедешь?» — Анночка так обрадовалась, что плакать перестала. «Первый отпуск будет — сразу приеду!» — смеётся Ися.

— Он сказал, что приедет в отпуск… но не приехал! — Анночка не плачет, но лицо у неё такое… мне кажется, лучше бы она плакала.

— А ты помнишь, как ты всё время к Маме приставала: «Почему Ися уезжает?», а Мамочка нам объяснила, что Ися кончил «аспирантуру» и уехал работать по профессии в Ашхабад. И отпуск у него будет через год, а год ещё не прошёл!

— Да! — говорит Анночка, и у неё уже совсем другой голос. — Я всё вспомнила.

Я думаю, надо её сейчас отвлечь на что-то серьёзное, и знаю на что!

— Анка, — говорю так, как люди важное дело вспоминают, — ведь ты в этом году пойдёшь в школу, сразу во второй класс — в прошлом году ты болела, и родители решили: пойдёшь не в шесть, а в семь лет, но сразу во второй класс. Ты же готовишься, вот давай порешай что-нибудь, попиши!

— Сейчас себе столик приготовлю! — радуется Анночка. — Попишу красиво!

У нас в детской есть маленький низкий столик для занятий — народу много, всем надо заниматься.

— А я пойду в ванную, — говорю, — позанимаюсь на скрипке.