— Да. В одной дыре рядом с «ручкой»[11].

— Я вырос в Бемиджи[12]. Тоже глушь. Так что, думаю, разницы нет. Только лесов побольше.

— И торнадо поменьше, — добавляю я.

— Точно. А еще у меня никогда не было цепного пса.

Я смеюсь.

— А белый заборчик из штакетника был?

— Э… да, у нас был.

— Ого. Очень похоже на «американскую мечту».

— Если честно, это не было американской мечтой.

— Почему?

Мне действительно любопытно. Однако Люк молчит. Вероятно, мне не следовало задавать этот вопрос. Иногда я не совсем точно определяю рамки.

И тут он решает ответить.

— Не знаю. По идее, должно было бы. Типичный образ жизни среднего класса. Традиционная семья. Меня никогда не били.

На этом он останавливается, и я понимаю его, хотя бы отчасти. Я тоже выросла в полной семье. Конечно, средним классом нас нельзя было назвать ни под каким видом, но мои родители жили вместе. Изредка мне давали тумака, но никогда не били, а это по стандартам Оклахомы было минимумом рукоприкладства.

Однако все это поверхностные аспекты. Тем, кто ты есть, тебя делают те аспекты, что в глубине.

Родители, которые выпивают со своими друзьями, таким же отребьем, и перед своими собутыльниками издеваются над тобой за то, что ночью ты описалась в кровать. Мать, которая гогочет, когда тип, снимающий заднюю комнату, спрашивает, когда у тебя вырастут титьки. Пять дней одиночества, когда ты, первоклассница, задаешься вопросом, вернутся ли домой твои родители. Отец, который заявляет, что отправит тебя в детский дом для детей чероки, если он получит еще одну записку с жалобой на твое плохое поведение от той аппетитной воспитательницы из детского сада.

Люк глубоко вздыхает.

— Скажу так: после окончания колледжа я приезжал туда лишь пару раз.

— Да, — шепчу я. — Я тоже.

— Зато сейчас, — говорит Люк, — сейчас у тебя есть кошка. — Слова приятные, простые и верные.

Он сильно напоминает мне Мег.

«Будь доброй».

Вот что она мне говорила. Нечасто. Только когда ей нужно было, чтобы я стала лучше. «Будь доброй, Джейн. Просто будь доброй, ладно?»

И я была доброй. Ради нее. В течение какого-то срока. Достаточно долгого, чтобы выслушать ее проблемы и не сказать ей, что она поступает неправильно. Достаточно долгого, чтобы познакомиться с ее новым парнем и не спугнуть его.

Она и со Стивеном просила меня быть доброй. «Мы выпили. Мы оба говорили друг другу гадости. А на самом деле он хороший. Будь доброй, Джейн».

Я и была доброй и не напоминала ей, что он обозвал ее тупой потаскухой. Держала рот на замке и не ругала ее за то, что она верит всем тем гадостям, что он ей наговорил.

Зря я была доброй по отношению к нему, не надо было. А может, следовало бы быть добрее с Мег? Не знаю. Но я явно что-то сделала неправильно; это совершенно очевидно.

Пока она встречалась с ним, я приезжала в Штаты лишь один раз. Они в тот период расстались, и Мег страшно переживала, непрерывно рыдая. Кажется, считала, что не сможет жить без него. Что она тупая, беспомощная, недостаточно хорошая…

Он опять выгнал ее из дома, а так как Мег отказалась от арендованной квартиры, чтобы переехать к нему, ей пришлось ночевать в подвале у одной знакомой. Я забрала ее оттуда, сняла домик на берегу озера Верхнее, и мы прожили там две недели.

Но я не нянька. Я не могу залечивать душевные раны. Я думала, ей стало лучше после моего приезда из Малайзии, но мои неуклюжие дары любви — вино, зефир на костре, дурацкие фильмы, загар, коктейли «Маргарита» — все это не помогло. Спустя неделю она вернулась к нему и слала мне сообщения о том, как теперь все здорово и замечательно. Какой он милый. Как она счастлива.

Я не разговаривала с ней более месяца. Была в бешенстве.

В следующий раз, когда он вышвырнул ее, Мег постеснялась сообщить мне об этом. Она была раздавлена унижением. А я могла предложить лишь одно: «Говорила же тебе».

С тех пор Мег больше не просила меня быть доброй. А я об этом забыла.

Я читаю сообщение от Стивена и представляю, как даю ему честный ответ. «Я в прокатной машине, еду, следуя указаниям навигатора, по окраине Миннеаполиса к твоему дому». Улыбаюсь акульей улыбкой и съезжаю на обочину перед рядом одноэтажных фермерских домов, построенных в восьмидесятые годы двадцатого столетия. Время без четверти девять утра, и на улице леденящий холод. Если не считать одинокого любителя бега в зимнем обмундировании, в окрестностях царит полнейшее спокойствие.

Я закатываю глаза, глядя на его неубедительные заверения. Естественно, ему было здорово.

Цветы за подрочить на публике. Выгодная сделка. Честное слово, он очень прост, и я посылаю правильные сигналы. Дело не в том, что я не хочу секса; просто не хочу, чтобы после этого он плохо думал обо мне. В этом случае он получает секс и возможность управлять мною через секс. Идеальнее ситуации не бывает, не так ли?

Трогаюсь с места и поворачиваю на тихую улочку. До его дома еще полмили в этом море пожухлой травы и опавших листьев. Однако, проезжая мимо дома Стивена, я обнаруживаю, что на его лужайке листьев нет. У соседей оранжево-желтый ковер по щиколотку, а в его дворе — лишь случайно залетевшие. Такое впечатление, будто он убирает их каждое утро.