Идиот.

— Быстрый он, да? — как-то невесело усмехнулся Демид, — Нам с тобой за тридцатник, и ходим, как два бобыля, женатых на работе. Ни семьи, ни детей. А говнюк мелкий уже плодиться собрался.

— Дурное дело не хитрое. Чтобы настрогать ребенка. — много мозгов не надо.

— Я не об этом.

— Я знаю.

Знаю, и с удовольствием поменялся бы с ним местами.

— Я б на твоем месте еще тогда ему челюсть сломал.

— Какой смысл?

— Твоя девка была. Ты же до сих голову теряешь, стоит ей только рядом оказаться.

— Значит не моя, раз так легко к нему перескочила, — горько ответил я.

— Все равно, ты слишком много ему спускаешь… Да и я тоже. Кирилла в детстве пороть надо было, чтобы рот на чужое не разевал, а мы, наоборот, все ему на блюдечке с голубой каемочкой подносили. Вот он привык, что ему все можно…

— Давай больше не будем об этом. И так тошно, голова раскалывается.

— Тошно- не тошно, а делать-то что-то надо. Мне на хрен не нужно, чтобы между вами разлом из-за бабы случился.

— Не случится.

— Случится, Артур. Ты переоцениваешь свои силы. Рано или поздно тебя рванет. Не выдержишь ты этих «семейных радостей».

— И что ты предлагаешь? Сослать их в Сибирь?

— Забирай себе Европейское направление, — огорошил предложением брат.

— Ты же сам собирался им заниматься? — я уставился на него в полнейшем недоумении, — твое детище.

— Тебе нужнее. Выплеснешь всю свою злость в работу, а заодно и от счастливой парочки подальше окажешься. Глядишь, через полгодика-годик и отпустит.

Я очень сомневался, что меня когда-нибудь отпустит, но над предложением Демида крепко задумался.

Уехать. Не видеть. Не слышать. Не искать взглядом в толпе, не бороться каждый день с желанием броситься к ней. Заманчиво.

* * *

Когда мы пришли домой, я сразу направилась в ванну. Хотелось смыть с себя этот чертов день, который принес очередное поражение в мою копилку неудач. Горячий душ неприятно щипал кожу, запах любимого геля для душа не радовал. Наверное, мне уже никогда не удастся улыбаться так же беззаботно, как и раньше. Права была мама, относительно зыбучих песков. Засосали, не выбраться.

Хорошенько отмокнув и отдраив себя с ног до головы, я выключила воду, отжала волосы и аккуратно выбралась из ванной. Почти в тот же миг дверь распахнулась, впуская внутрь поток холодного воздуха, а заодно и мрачного словно грозовая туча Кирилла.

Я дернулась, испуганно метнулась за полотенцем, но он опередил. Схватил бежевую тряпку и вышвырнул ее в коридор. Теперь чтобы ее достать, мне нужно было пройти мимо него. На такой подвиг я была не готова, поэтому попятилась назад.

— Так-так-так, маленькая хитрая сучка, решила меня обмануть? — спросил спокойно, даже как будто ласково. От этих слов я затрепетала, как лист на осеннем ветру.

— Нет. Я сама не знала.

Зачем я вру? Ведь все и так понятно.

— Все ты знала, — уже жестко припечатал он, — Просто решила не говорить. Надеялась, что разведемся, и я ни о чем не узнаю.

Мне было дурно от того, что стояла перед ним голая, мокрая, дрожащая словно испуганный заяц. Беззащитная. Если он сейчас ко мне прикоснется — сдохну.

— Ну что я могу сказать, милая…Ты, оказывается, можешь быть неплохой актрисой, когда захочешь. Если бы не сегодняшний вечер, я бы не догадался. Браво, — неторопливо, с издевкой похлопал в ладоши, — Хорошая попытка, но хер ты теперь от меня куда денешься. Развода не будет.

От этих слов дернулась, как от пощечины.

— Почему? — мне еще хватало сил говорить.

— Ты видела, как брата перекосило, когда он услышал о том, что ты брюхатая?

Видела. Образ ошарашенного Артура до сих пор стоял перед глазами. Его боль, его разочарование — в сто крат хуже моих собственных.

— Ты отыгрался. Победил. Всем утер нос, — сдавленно произнесла я, — Пора ставить точку во всем этом фарсе.

— Точку? Да я только начал. Вышел, так сказать, на качественно новый уровень. Теперь я буду выносить ему мозг рассказами о том, как протекает твоя беременность, как я бегаю ночью по городу в поисках клубники, как держу тебя за руку, когда мы вместе ходим на УЗИ. Потом буду тыкать ему в нос фотки мелкого засранца и хвастаться его успехами. А он будет давиться от ревности и бессилия. Потому что сам хотел тебе такого заделать.

Мелкий засранец…

От одной мысли о том, какая нас ждет в дальнейшем жизнь, все внутри леденело.

— Тебе не нужен ни этот тебенек, ни я.

— И? — посмотрел исподлобья, как на дуру.

— Отпусти меня, Кирилл. Пожалуйста, — взмолилась я, с надеждой заглядывая в холодные голубые глаза, — я уеду далеко-далеко, и ты больше никогда обо мне не услышишь.

— Вон чего захотела.

— Кир, пожалуйста. Ты же терпеть меня не можешь. Я вижу, как тебя передергивает, стоит мне оказаться рядом.

— Ничего, ради великого дела потерплю. Тем более что-то подсказывает, что дальше веселее будет.

— Отпусти. Это же не шутки. Это ребенок. Он ни в чем не виноват, не втягивай его в свои игры.

— Не шутки, Вероника, — это двадцать миллионов, спущенных коту под хвост. Или ты думала, что все простилось и забылось? Что тебя погладят по головке и скажут «ничего страшного, с кем не бывает?». А может ты запамятовала, чьи именно деньги ты спустила? И что будет, если правда раскроется? Так могу напомнить, — ухмыльнулся он, — шаг влево, шаг вправо и вздернут твоего драгоценного Артура на первом же столбе.

— Ты же еще утром был готов развестись. И тебе плевать было на все остальное.

Он поморщился:

— Мне просто так сильно хотелось от тебя избавиться, что начал забывать зачем все это затеял. Спасибо, что напомнила. Самое смешное, что я действительно тебя бы просто отпустил. Мне даже на эти миллионы было плевать. Представляешь? Вот я дурак да, Вероника? — он веселился, а меня колотило от осознания того, что свобода была настолько близко, но я упустила ее из рук.

— Отпусти, — повторила еще раз, — пожалуйста.

— Хватит болтать, милая. Лучше покажи-ка мне что ты тут от меня скрывала, — он отступил на шаг и бессовестно начал меня рассматривать, — ну-ка замри, и не дергайся.

Цепкий взгляд скользил по ногам, по животу, по груди. Мне хотелось прикрыться, спрятаться от него за стальной дверь, но я продолжала стоять словно статуя.

— Повернись вокруг себя.

Я начала двигаться, хотя ноги не слушались и все тело колотило так сильно, что не удержать.

Боком, спиной, другим боком, снова лицом к лицу с моим кошмаром. Там, где проходился его взгляд — кожа начинала полыхать.