— собака, справа — никого. Тася развернулась. Агрессивно настроенная свора обступила, но оставила дорогу в одну сторону. Из банды хвостатых отличился уродец с оторванным ухом. Девичий голос задрожал:

— Ты… ты Остапина.

Не хотелось верить, что это тот убийца из прошлого явился закончить начатое. А он будто понял её слова. Посмотрел осознанно, недобро, как незадачливый жених во сне таращился.

— Не смей. Он убьёт тебя!

Курам на смех — в подобной ситуации рассчитывать на мнимого рыцаря, которого здесь даже нет. В отчаянии люди чего только не творят, равно как и хищники на охоте. Какая-то бешенная шавка дёрнулась к ноге, клацнула в воздухе челюстями. Стая оживала, наступала. Тася никак не могла совладать со своей фобией — побежала вновь. Слёзы боли и бессилия срывались со щёк. Свора подсекала тут и там, вынуждая менять траекторию. Точно город всех собак спустил. Залитый утренней сизой дымкой, он смешался в безобразное блёклое месиво на периферии зрения. Оформилась мысль, от которой кровь заледенела в жилах:

«Меня ведут».

Закладчица решительно затормозила на ухабах просёлка. Бывало, захаживала в частный сектор. Правда от вида знакомых серых крыш и скособоченных лачуг теперь едва ли спокойнее стало. Обычно удобно — люду меньше ходит. Разве что охранники за заборами, тявкающие ещё издалека, во время таких прогулок напрягали. Сейчас они остались разве что ничего не значащими зрителями на трибунах, болеющие за своих. Девушка рявкнула своим конвоирам:

— Нет! Не пойду!

Собаки, хозяину подстать, теряли терпение. Чёрная тень мелькнула справа внизу, и из горла вырвался стон. Тася схватилась за и́кру. Сквозь дырки в голубой штанине просочилась кровь, закапала на землю. На скулёж объёма лёгких уже не хватило. Даже на визг, когда одноухий лабрадор прыгнул на плечи, да тут же соскочил.

Намёков хватило, эффект возымело. Не помня себя, девушка вынесла хлипкую калитку, ворвалась в чей-то дом. Лязгнула тяжёлым засовом. Схватилась за него, приваренный, как за оружие, и слушала раздающийся снаружи лай секунду-другую.

Позади раздались босые шаги. Хмурый утренний свет из проёма коридора оттенила знакомая фигура. Босой, нагой по пояс, растрёпанный и, судя по выражению лица, одуревший от неожиданной встречи, как, собственно, и Тася. Из одежды — джинсы да тяжёлая цепь на шее — то ли мужское украшение, то ли бульдожий ошейник. По подбородку, груди и кубикам пресса, очерчивая изгибы, бежали чёрные дорожки. И можно бы было принять за что угодно другое, если бы не алые блики.

Остап, опутанный мороком голода, замешкался лишь на мгновение. Сорвался с места. В отличие от своих слуг, не рассчитывал играть с жертвой в поддавки. Тем более что до вожделенной цели — жалкие метры.

Тася, опьянённая адреналином, оттого слишком шустрая как для ротозеи, юркнула в соседнюю комнату и заперлась изнутри. На сей раз спасла жалкая миллисекунда. Обезумевший упырь с диким рёвом влетел в дверь.

Глава 9 — Гранатовые зёрнышки

Оно будто бы чем-то походило смерть. Или уже на жизнь в аду. Слепое, колючее безвременье с дешёвыми скримерами.

Лишённый зрения, организм обострил прочее чувства. Стены, пол и потолок ощущались интуитивно. Их заложница обратилась в слух — летучей мышкой в тесной пещере, способной ориентироваться в пространстве исключительно благодаря ушам. С единственным шагом назад упёрлась пышными бёдрами в прохладную гладь. Руки рефлекторно вцепились, погладили.

«Раковина?.. Параша».

Не в силах отпустить керамическую опору, девушка таращилась в никуда. Остап не мог видеть Тасю, а, значит, и разноцветных проявлений её чувств. Как и ей, впрочем, верно на спектакле в полной темноте, оставалось дорисовывать фантазией происходящее снаружи.

Надрывно взвизгнула открывающаяся входная дверь дома. По полу клацали когти двух зубастых приспешников. Нарезвившись вдоволь в качестве вожаков стихийной стаи, людоеды радостно пыхтели в расчёте на ласку и сладкую косточку. Тем контрастнее сыграл голос хозяина. Ледяной, жестокий голос безжалостного убийцы.

— Кто это сделал?

Пульс Таси ощутимо замедлялся. Шавки также подозрительно притихли.

— Кто… это… сделал?

Пленница не знала, что именно привело упыря в неистовый гнев. Не знала, как Остап элегантно и плавно опускается на колени. В глазах его, точно в адских котлах, кипела кровь, да не своя и даже не Маринина. Приметил свежий собачий укус на ноге своей лапушки, прежде чем успела спрятаться. И теперь, как в минуты схватки с бойкой жертвой, одним внешним видом кровопийца раскрылся пред слугами своими настоящим дьявольским отродьем.

Голова Остапа рефлекторно дёрнулась до щелчка позвонков, но только последовавший за ним влажный хруст заставил Тасю запоздало прикрыть уши руками и осесть на пол. Прежде не приходилось сталкиваться с подобным. Генетическая память услужливо подсказала — с таким звуком сворачивают шею. Сквозь плотно сомкнутые пальцы просочился робкий скулёж второго пса. Голос парня не потеплел ни на йоту:

— Что? Не понимаешь? Велел — моё не трогать.

Тело забилось в ознобе, когда хруст повторился. Собакам — собачья смерть. «Расходный материал» нашёл погибель свою в руках хозяина, а Тася — новые грани ужаса. Где она не зритель, но пассивный участник событий, о котором, в обход её кошмарных снов, и не забывали.

Остап таранил дверь в ванную всем телом. Бешенный бык, рвущийся в загон. Вибрация спёртого воздуха и грохот ежесекундно обрывали девичье сердце. Со страшными ударами мешался тихий человеческий рык. Петли и засов советского производства держались стоически, как и панель из ольхи. Тася уже не могла полагаться на них, на что бы то ни было. Немые рыдания до крайнего больно резали горло. Нуждаясь хоть в пародии на укрытие, она кое-как втиснулась в пространство на полу между унитазом и раковиной.

В тупой ярости Остап шарахнул по двери кулаком. Топора доселе в доме не нашёл, чтоб прорубить. Если отойти его искать, любимая получит шанс сбежать и крикнуть на улицу, чтоб услышали соседи. Он не верил, что обстоятельства под его же проклятую дудку сложились столь неудачно. Тася же не верила в происходящее. А Марина не верила, что сегодня испустит дух на изъеденном молью ковре. Не терпящая проигрышей на любовном фронте, вышла на новенького, пока тот ещё посещал университет. Хомутала. От опьяняющих поцелуев кружилась голова, доказывая — нашёлся истинный избранник!

Кто он такой, чтоб отказать прекрасной даме? Днями и ночами изнывающий от тоски в пустом гнёздышке, таки развлёкся приглашением настырной мадмуазель. Явилась минувшим вечером. С вином, на которое кавалеру, как и на неё саму, было по большому счёту