Ему показалось, что он стоит на зыбучем песке и мир вокруг него качается из стороны в сторону. Ему лучше прямо сейчас заказать билет на самолет, полететь в Европу и вернуться к реальности. Его дед должен был переехать в пансионат где‑то между Рождеством и Новым годом. Он может улететь прямо сейчас и вернуться после Рождества и тогда же встретиться с Эмили, если она, конечно, захочет его видеть. А сейчас ему надо улететь и восстановить дистанцию между собой и Ди‑Эй, а также между собой и этими слащавыми речами, ему, черт возьми, была нужна дистанция!

Не то чтобы он был неискренен — он верил в каждое сказанное им слово, — но он не хочет, чтобы она смотрела на него сияющими глазами, как на гуру или спасителя.

Ди‑Эй приподнялась на цыпочки и нежно его поцеловала. В этом поцелуе было доверие и благодарность, и он совсем не понравился Мэтту. Ему нравились поцелуи горячие и страстные, иногда — грубые и жесткие, но ему не нужны были поцелуи, которые возлагали на него ответственность за чужую жизнь.

Ди‑Эй отошла от него, села на диван, достала свой телефон и набрала сообщение. Через несколько секунд его мобильный пискнул.

— Это адрес моей мамы на тот случай, если один из нас опоздает. Она ждет нас к семи. И не говори потом, что я тебя не предупреждала.

Его телефон зазвонил.

Мэтт всей душой надеялся, что это звонит его секретарша или кто‑то из коллег, чтобы срочно вызвать его обратно в Европу, в Арктику, в любую точку земного шара.

Он посмотрел на экран и увидел имя Эмили.

Кажется, этот год решил его доконать. Он кинул быстрый взгляд на Ди‑Эй. Стоит ли рассказать ей о дочери? Прежний Мэтт, мимолетный любовник, никогда бы этого не сделал. Но бостонский Мэтт хотел этого. Ему отчаянно хотелось опереться на нее, попросить ее совета, взять ее на первую встречу с дочерью. Он был человеком, в котором все искали опору, человеком, который всем помогал. Но сегодня он сам искал опору в Ди‑Эй.

Нет, это его и только его дело.

Мэтт выпрямился, повернулся спиной к Ди‑Эй и ответил на звонок дочери.

— Эмили? Привет, рад тебя слышать!

— Привет. Я всю ночь думала. Я готова с вами встретиться. Если хотите, то прямо сейчас.

Мэтт посмотрел на Ди‑Эй, которая что‑то листала в своем телефоне, но он знал, что она вслушивается в каждое его слово. Он помнил, что только что пригласил ее на обед. Но если он откажется встретиться с Эмили сейчас, кто знает, когда она снова решится на встречу.

— Да, хорошо, я сейчас приеду. Где ты?

— Я пришлю вам адрес закусочной. Только приезжайте прямо сейчас. Я боюсь, что струшу и сбегу.

Холодная рука сжала его сердце.

— Пожалуйста, Эмили, не надо. Я очень хочу тебя увидеть. — Мэтт посмотрел на часы. — Я уже еду. Буду через десять минут. Ок?

Мэтт повернулся к Дилан‑Энн. Она не скрывала своего удивления. Он понимал, что Ди‑Эй ждет, что он объяснит ей, кто такая Эмили и почему он должен бежать к ней прямо сейчас, но у него не было времени на объяснения. У него было только десять минут, чтобы успеть к своей дочери.

Мэтт боролся с искушением все рассказать ей. Он хотел поделиться с ней своим страхом и волнением. Но он запретил себе это делать.

Эмили и Ди‑Эй были двумя отдельными частями его жизни. Эмили была связана с ним кровью и прошлым. Ди‑Эй была его отдушиной, способом забыть о настоящем. Эти две части его жизни не нужно было смешивать.

В конце концов, он не обещал Ди‑Эй ничего, кроме хорошего секса.

Он двинулся к дверям, но Ди‑Эй схватила его за руку:

— Что случилось, Мэтт? Кто такая Эмили?

Он отдернул руку.

— У меня нет времени объяснять. Отложи свою ревность на потом.

Он запретил себе замечать боль в ее глазах.

— Кто это?

— Это никак не связано с нашими отношениями. Мне нужно идти.

Глаза у нее поблекли, а лицо застыло.

— А у нас есть отношения, Мэтт?

О господи, только не сейчас!

— Да, конечно, и важной их частью является то, что мы не предъявляем друг другу никаких требований. И мне действительно нужно идти.

Ди‑Эй отступила на шаг.

— Пожалуйста, я тебя не держу. Счастливо, Мэтт.

Это было прощание.

Но его ждала Эмили.

— Увидимся на ужине, Дилан‑Энн.

Дверь захлопнулась.

Ди‑Эй смотрела на нее, зажав рот рукой.

Что произошло? Всего минуту назад она была центром его мира, и вдруг он закрылся, будто она была ему совсем чужой. Минуту назад ей казалось, что у них одно сердце, одна душа на двоих. Но потом раздался этот странный телефонный звонок, и все исчезло.

Кто такая Эмили?

Ди‑Эй понимала, что у него есть жизнь помимо нее, но неужели это такое уж преступление — спросить, что там у него происходит в этой жизни? Это что, так ужасно?

Она вспомнила, что Мэтт почти никогда не говорил о своем детстве и тем более о своих чувствах.

Ди‑Эй открыла ему свой главный секрет, обнажила перед ним душу, рассказала ему о своем отце, о его уходе, о том, как это повлияло на ее отношение к мужчинам. Она рассказала ему о выкидыше и о тех запутанных чувствах, которые из‑за этого испытывала, она рассказала ему о Фенелле.

Мэтт теперь знал о ней все. Она не знала о нем ничего.

Ди‑Эй услышал, как отворяется дверь, и ее сердце замерло — она подумала, что Мэтт вернулся. Он вернулся, чтобы извиниться!

Но это была Дарби.

— Все в порядке? — спросила она. — Я увидела в окно Мэтта, он мчался как на пожар.

Ди‑Эй бессильно опустилась на диван и помотала головой.

— Понятия не имею.

Дарби нахмурилась, закрыла за собой дверь и села рядом с ней.

— Что случилось? Я разговаривала с ним полчаса назад, все было в порядке.

— Я рассказывала ему про Фенеллу — она пригласила нас на ужин сегодня вечером, — как с ней было тяжело…

— Ты рассказала ему про маму? — перебила ее потрясенная Дарби. — Это прорыв! Так ты и до отца доберешься.

Ди‑Эй опустила глаза, и Дарби ахнула.

— Ты что, и про отца ему рассказала? Боже, Ди‑Эй, ты даже нам никогда о нем не рассказывала!

— Прости, Дарби.

Дарби отмахнулась.

— Да ладно, я не в обиде. Важно, что ты в принципе на это решилась. Молодец, Мэтт! — выпалила она, потом снова посмотрела на поникшую Ди‑Эй и нахмурилась. — Или нет, не молодец. Скажи мне, что случилось, милая.