выручке за вычетом зарплаты гипотетического управляющего. В больших компаниях акционерам, не участвующим непосредственно в управлении, достается прибыль предприятия. Те, кто вкладывает деньги, рассчитывают на получение прибыли, которая таким образом становится определяющим фактором в создании новых предприятий и расширении старых. Защитники нынешней системы предполагают, что погоня за прибылью в целом приведет к производству нужных товаров в нужном количестве. И хотя в прошлом до некоторой степени так и происходило, больше это правило не действует. И виной тому сложный характер современного производства.

Допустим, я традиционный сельский сапожник, которому односельчане приносят починить обувь. Я не сомневаюсь, что результаты моего труда будут востребованы. А будь я массовым производителем обуви на дорогостоящем оборудовании, мне необходимо спрогнозировать, сколько пар я смогу продать. Здесь немудрено просчитаться. У кого-то другого может оказаться более совершенная техника и, соответственно, более дешевая обувь, или мои постоянные клиенты обеднеют и начнут донашивать старые ботинки, или поменяется мода и люди захотят носить обувь, которую нельзя сделать на моем оборудовании. В любом из этих случаев я не просто перестану получать прибыль: мои станки будут простаивать, а работники останутся без дела. Труд, затраченный на изготовление станков, не пойдет на производство полезных товаров, пропадет зря. Оказавшись без работы, люди уже не будут создавать нужные другим вещи, и вся округа обнищает до уровня, достаточного лишь для того, чтобы не умереть с голоду. Живя на пособие по безработице, а не на заработную плату, они перестанут тратить как прежде, что повлечет безработицу среди производителей товаров, которые раньше пользовались спросом. Таким образом, просчет относительно обуви, которую можно прибыльно продать, приводит к расширяющейся спирали безработицы, вызывающей снижение спроса. Я же привязан к дорогому оборудованию, на которое, вероятно, угрохал весь свой капитал и кредит, и этот балласт мешает мне переключиться с обуви на более перспективную отрасль.

Возьмем еще менее предсказуемый бизнес – судостроение. В военное время и сразу после войны понадобилось множество кораблей. Поскольку никто не мог предугадать ни продолжительность войны, ни успех подводных лодок, была проведена масштабная и тщательнейшая подготовка к построению беспрецедентного количества кораблей. К 1920 году военные потери были компенсированы, и потребность в кораблях в результате сокращения морской торговли резко уменьшилась. Встали практически все судостроительные заводы, и большинство рабочих оказались за бортом. Было бы несправедливо считать, что они заслужили свою участь, ведь построить как можно больше кораблей в кратчайшие сроки им велело собственное правительство. Только в нашей системе частных предприятий правительства не несут никакой ответственности в отношении тех, кто лишился средств к существованию. И нищета начала неминуемо распространяться. Упал спрос на сталь, в результате чего стала загибаться металлургия. Упал спрос на австралийское и аргентинское мясо, которого не могли себе позволить безработные. Как следствие, на товары, которые Австралия и Аргентина обменивали на мясо, также упал спрос. И так далее.

В наши дни есть и другая важная причина несостоятельности расчета на прибыль: неспособность к умеренности. Многие товары гораздо дешевле производить в огромных количествах. В таком случае самым экономичным способом производства каждого из этих товаров было бы иметь в целом мире одну-единственную фабрику. Но поскольку к настоящему положению дел мы пришли постепенно, то и фабрик у нас множество. Каждой из них известно, что, будь она единственной, она смогла бы обеспечивать весь мир и получать при этом громадную прибыль, а так у каждой есть конкуренты, ни один из которых не работает на полную мощность и, соответственно, не может рассчитывать на стабильную прибыль. Это приводит к экономическому империализму, так как обеспечить прибыль можно лишь за счет монополии на огромном рынке. Тем временем более слабые конкуренты разоряются, и чем они крупнее, тем сильнее потрясения в случае их банкротства. Конкуренция приводит к тому, что производится гораздо больше, чем можно прибыльно продать. Сократить же производство быстро не удается, так как, учитывая затраты на оборудование, произвести на год себе в убыток означает меньшие потери, чем не производить вообще.

Все эти потрясения и кризисы неизбежны, пока современным массовым производством движет погоня за прибылью.

При капитализме все расходы по изготовлению определенного товара ложатся на фирму-производителя, а не общество в целом. Проиллюстрирую на гипотетическом примере. Допустим, некий господин – назовем его Генри Форд – изобретает способ производить автомобили так дешево, что никто не может с ним тягаться; в результате другие компании, занятые в автомобильной промышленности, разоряются. Чтобы определить, во сколько обойдется обществу один такой дешевый автомобиль, нужно к расходам господина Форда прибавить стоимость бесполезных теперь заводов, принадлежащих другим компаниям, а также затраты на переквалификацию их рабочих и управляющих, оставшихся без работы. (Господин Форд, возможно, кого-то из них и наймет, но далеко не всех, поскольку новый способ дешевле и требует меньше рабочей силы.) Обществу также придется разбираться с трудовыми спорами, забастовками, протестами, затратами на дополнительную полицию, аресты и судебные разбирательства. Если учесть все эти расходы, то новые автомобили могут обойтись в целом гораздо дороже старых. Именно эти затраты и определяют социальную выгоду, а вовсе не прибыль отдельного производителя, как это происходит в нашей системе.

Позже я объясню, каким образом данная проблема решается при социализме.

2. Возможность досуга[14]

Благодаря производительности техники на обеспечение приемлемого уровня жизни теперь уходит гораздо меньше рабочего времени, чем раньше. Некоторые осторожные умы утверждают, что и одного часа работы в день достаточно, но такие оценки, скорее всего, не берут в расчет население Азии. Я же, чтобы наверняка не ошибиться, предположу, что взрослому человеку будет достаточно четырехчасового рабочего дня для производства всех материальных благ, на которые могут рассчитывать здравомыслящие люди.

В настоящее время из-за соображений прибыльности досуг не распределен равномерно: одни перерабатывают, другие сидят без работы. Это приводит к тому, что ценность наемного работника в глазах работодателя зависит от объема выполняемой тем работы, а этот объем, по мнению работодателя, прямо пропорционален продолжительности рабочего дня (если он не превышает семи-восьми часов).

Работник, со своей стороны, предпочитает длинный день с высокой заработной платой короткому дню с более низкой заработной платой. Таким образом, обеим сторонам выгодно иметь продолжительный рабочий день, вынуждая тех, кто в результате оказывается безработным, голодать или жить на попечении общественных служб на средства государства.

Поскольку в настоящее время у большей части населения планеты материальное положение далеко от адекватного уровня, в среднем четырехчасового, разумно организованного рабочего дня будет достаточно для производства такого же количества товаров и услуг первой необходимости. Другими словами, если избавиться от существующей сейчас неэффективности и ненужного производства, более половины