— Вы что себе позволяете? Вас кто впустил? — Он задохнулся от возмущения, позабыв о головной боли. — Лидия Борисовна!

Ландышев выкатился обратно в приемную и увидел секретаршу, которая входила в дверь.

— Добрый день, Леонид Игнатьевич, — невозмутимо ответила она.

— Вы в курсе, что в моем кабинете в мое отсутствие находится человек? Сапожков этот! Что за безобразие!

Секретарша смотрела на шефа со странным выражением на лице.

«Чего уставилась?» — хотел крикнуть Ландышев, но сдержался.

— Простите, вы, наверное, ошиблись. Этого не может быть, — проговорила женщина.

— Да? По-вашему, у меня галлюцинации? Идите и посмотрите!

— Алексей Иванович вчера умер.

Она дрогнувшим голосом говорила про духоту, четыре часа ожидания, очередь, сердечный приступ, что-то еще, а Ландышев испуганно перебирал в голове диагнозы. С чего ему привиделся старик? Или просто водки перебрал, в этом все дело?

Недослушав секретаршу, Ландышев метнулся обратно в кабинет. Старика не было, и он облегченно перевел дух, но, как позже выяснилось, рано радовался.

Промаявшись на работе до четырех часов, поехал к Ниночке снять стресс. Явился без звонка, и любовница, кажется, была не слишком рада, даже нервничала, хотя старательно это скрывала.

Ландышев прошел в гостиную, уселся в кресло и открыл было рот, собираясь сказать Ниночке, чтобы накрыла на стол (похмелье отступило, и разыгрался аппетит), но так и замер с отвисшей челюстью.

На новеньком диване, сделанном по спецзаказу в Милане, сидел старик. На нем было все то же поношенное серое пальто и стоптанные ботинки, шея закутана колючим мохеровым шарфом, в руках — лохматая шапка.

Морщинистое лицо, слезящиеся глаза, аккуратно подстриженные седые волосы… В шикарной Ниночкиной квартире, купленной, отремонтированной и обставленной на деньги Ландышева, он смотрелся настолько нелепо, что Леонид Игнатьевич даже не столько испугался, сколько возмутился.

— Какого хрена происходит? — воскликнул он.

Сапожков смотрел на него, не сводя печального и вместе с тем строгого взгляда, губы его шевелились, словно он тихо говорил что-то, не понять только что.

— Лелик, ты чего? — Ниночка попыталась сесть Ландышеву на колени.

— А ну, убирайся! Вон отсюда!

Любовница отскочила, как ошпаренная кошка, и прошипела:

— Сам убирайся! Тоже мне! Не знаю, откуда ты узнал, но я и сама уже хотела рассказать! Хорошо устроился: и от своей мымры не уходишь, и меня на поводке держишь! Да мне, если хочешь знать, и спать с тобой противно!

Ландышев от неожиданности забыл о старике и перевел взгляд на Ниночку.

— Ты что же, изменяешь мне?

Она вмиг остыла.

— А ты что, не знал? Сам сказал: «убирайся», «что происходит»…

— Я не тебе говорил, а… — Ландышев сам себя прервал на полуслове, в полной мере осознав случившееся. — Ты любовника завела? В моей квартире? Я тебя содержу, одеваю-обуваю, а ты за моей спиной!..

Ландышев думал, Ниночка будет рыдать и оправдываться, но она быстро взяла себя в руки и спокойно проговорила:

— Между прочим, это моя квартира. По документам. Нечего меня стыдить: я свои деньги честно отрабатывала. И вообще, шел бы ты домой, к жене под бочок. Я кое-кого жду.

Если водитель Петя и удивился столь быстрому возвращению шефа, то виду не подал. Пока ехали домой, Ландышев пытался переварить произошедшее. Он не знал, что шокировало его сильнее: предательство Ниночки или новое появление призрака.

— Ты в привидения веришь? — вдруг спросил он Петю.

Тот покосился на Ландышева и пожал плечами.

— Пока не увижу, не поверю.

Леонид Игнатьевич с горечью подумал, что и сам прежде так рассуждал. И вот нате вам, довелось столкнуться.

Ниночку все же нужно наказать, пусть не думает, что он лох. Ландышев позвонил в банк и заблокировал все ее карточки.

«Пусть теперь новый любовник тебя содержит!»

Почувствовав некоторое удовлетворение, убрал телефон в карман.

Жена вышла в прихожую поздороваться. Ландышев пробурчал что-то невразумительное, прошел мимо нее и закрылся в кабинете. Упал на диван, закрыл глаза, помассировал виски.

«Ниночка — черт с ней, пусть катится. Но то, что мерещиться начало, дурной знак. Может…»

В этот момент он почувствовал, как ему что-то давит на правое плечо. Леонид Игнатьевич открыл глаза и повернул голову вправо. На плече лежала чья-то рука. Старческая сухая ладонь с коротко подстриженными ногтями!

Ландышев с визгом вскочил с дивана и шарахнулся к стене.

— Леня, что случилось? — откуда-то из глубины квартиры спросила жена.

— Ничего, — хрипло отозвался Ландышев, все еще ощущая холодную тяжесть мертвой руки, во все глаза глядя на старика Сапожкова, который стоял в углу кабинета.

— Что ты от меня хочешь? — прошептал он.

Вместо ответа старик вдруг двинулся к нему. Ландышев почувствовал, как ужас, равного которому он никогда доселе не испытывал, накрывает его с головой. Мертвец преследовал его! Шел за ним, и для него не существовало никаких преград. Надо бы развернуться и бежать прочь из комнаты, но Ландышев застыл на месте, как парализованный.

Старик — худой, с согбенной спиной и впалыми щеками — подходил все ближе, медленно переставляя ноги в старомодных ботинках. Ландышев, как обреченный на казнь, следил за его приближением. Подойдя, старик потянулся к его уху, словно желая поведать секрет. От него веяло холодом, словно из открытого морозильника, и холод этот выстуживал душу до самого дна.

— Жду, — вот что он сказал.

Одно-единственное слово.

Ландышев зажмурился, а когда открыл глаза, старика уже не было.

Весь вечер Леонид Игнатьевич не мог согреться. И чай горячий пил, и под душем стоял, чуть не обварился, и одеял на себя целую гору собрал. Не помогало. А еще он каждую минуту ожидал увидеть рядом призрак старика, постоянно оглядывался, ежился, предчувствуя его появление.

— Ты сегодня нервный какой-то, — заметила жена.

Ландышев ничего не ответил, взял в баре бутылку водки и выпил без закуски. Это позволило заснуть, но среди ночи он проснулся, словно его окликнули. Голова раскалывалась, глаза ломило — нельзя все же в его возрасте столько пить.

Хуже всего было то, что проклятый старик снова оказался рядом. Сидел в ногах кровати, не сводя с Ландышева пристального взгляда. Губы его шевелились, и Леонид Игнатьевич уже знал, что тот произносит: «Жду».

Он зарылся головой в подушку, да так и пролежал до утра. На работу снова пришел разбитый, чувствуя, что его колотит, и первым делом выпил рюмку коньяку, чтобы унять дрожь. А потом вызвал секретаршу.