Старательно понизив голос, она забасила:

– И где Дюймовочка, невеста моя? Приди-приди ко мне, моя свекровища! Тьфу… сокровище!

– Да что ж она, кроме «сокровища», и слов никаких не знает, что ли? – скрипела зубами Татьяна. – Опять отсебятина! Не выучили текст, так надо ж хоть сказки читать! Что делать?

Дальше постановка зашла в тупик. Выйти Дюймовочка, естественно, не могла, потому что Анжела Кузьминична исполняла обе роли сама.

Татьяна перебежала за декорацией к Игорю, на другую сторону кулис.

– Игорь! Кто решил ставить этот кошмар? Мы же хотели…

– Погодите, Татьяна, – усмехался Веткин. – Все будет нормально. Анжела Кузьминична кое-что попутала, выскочила в зал, а тут некоторые родители просочились, ну и понеслось… Погодите, сейчас я ей помощь подгоню. Здесь постойте. Главное, не мешайте ей.

– Игорь! Тебе же к детям надо! Вот тебе костюм, – сунула она Веткину реквизит. – И… погоди, сейчас я тебе на руке слова напишу, для детей… Где же ручка? Всегда ж с собой ношу.

Ручка нашлась за кулисами. Татьяна старательно написала на руке Игоря несколько слов. На всякий случай.

Он не сразу отпустил ее руку, приложил к губам и на секунду замер.

– Спасибо, – нежно улыбнулся Веткин.

– Игорь, ну что ты делаешь? – смутилась Татьяна, но, услышав новые вопли со сцены, схватилась за голову.

На сцене Жук тщательно искал Дюймовочку:

– Ау! Или как там… увы мне, увы! – в горе заламывала руки Анжела Кузьминична в роли Жука. – Исчезла маленькая дева мирозданья! И рвется сердце насекомого в куски!

Татьяна не выдержала:

– Давай назад! – зашипела она страшным шепотом. – Анжела, черт возьми! Давай назад! За кулисы!

Сочно гыкая (изображая так жучиные рыдания), актриса Криворукова все же выскочила за кулисы.

– Ну как я? – утирая капли пота величиной с горошину, горделиво спросила она. – Я сегодня положительно в ударе! Одна все роли… И, главное, как сыграла! Хоть бы кто заметил!

– Ну, знаете! – метала молнии Татьяна. – Если вы думаете, что никто не заметил, что Жук был в бесстыжем девичьем платьице, вы ошибаетесь, хочу вам доложить! И вообще – чего вы полезли в это платье? Это у нас Женька надевает, она худее вас в восемь раз! И не трогайте игрушки! Вообще – отойдите подальше от елки! Она рухнет, а нам еще детей встречать!

Анжела уже не могла унять свою театральную энергию. Она рвалась на сцену. Вот, правда, ей бы еще партнера!

Недолго думая, супруга режиссера высунулась из-за кулис и по-простецки поинтересовалась:

– Граждане, кто не очень занят, может, в Жаба переоденется?

В это время из-за кулис, с другой стороны от Татьяны, на сцену вынесся Чеботарев в костюме Волка.

– Боже мой, – тихо охнула Татьяна. – А этот-то откуда? Что сейчас начнется…

Чеботарев уже был в образе:

– Здравствуйте, детишечки! Серого за подарками посылали? А вот и я!..

Но тут Чеботарев все же заметил, что в зале только взрослые. Это его обескуражило. Он обреченно стянул с лица волчью морду и трагическим шепотом спросил у зрителей:

– А че, Новый год уже кончился? И давно? Я смотрю, наших вообще нет. А они домой-то не уехали еще? Блин… Точно, меня забыли!

Он унесся за кулисы, но твердая рука Веткина вернула его на сцену. По крутой дуге Чеботарев пролетел прямиком под елку и тут же вскочил с криками:

– Не хочу Жабом быть! Я вообще здесь только работник сцены!

В следующую секунду прямо на сцену к нему вылетел жабий костюм.

Зрители ухохатывались. Но представление отчего-то никто не собирался прерывать.

Татьяна хотела выйти в костюме Снегурочки и закончить этот беспредел, но Анжела ее оттолкнула:

– Ангелов еще рано, там еще никого не убило. Погоди, через минут пять выйдешь…

В следующую минуту она уже вертелась на сцене.

Платьице и в самом деле было маловато, поэтому госпоже Криворуковой приходилось постоянно поправлять грудь, которая рвалась на свободу из глубокого декольте.

– Ай-ай! А вот и Жаб!!! – возопила дама, заметив несчастного Чеботарева, который спешно натягивал шапочку Лягушки. – Я маленькая доверчивая девочка! Я питаюсь одним зернышком!

Анжела не церемонилась. От души пнув «жениха» ногой, она прошипела:

– Ну, зови уже меня под венец, где еще такую найдешь?!

Чеботарев медлил с ответом.

Во-первых, вне костюма он не мог войти в роль, а во-вторых, он попросту не знал слов. Если б еще ему кто сказал, что тут до него говорили, ввели бы в курс дела, а то…

Анжела сегодня принимала весь огонь на себя. Из зала уже улюлюкали, хлопали ладошками, стучали стульями. Раздавались крики:

– Жги, Дюймова!

– Господи, что завтра будет?! – качала головой Татьяна.

– Перестань волноваться, – подошел к ней сзади Игорь. – Это же Новый год! Главное, людям интересно и весело.

– А ты почему здесь? – вдруг опомнилась Татьяна. – Ты же должен быть с детьми!

– Детей дед Плутон уже увез и сказал, что раньше, чем через полтора часа, не вернется.

– Хорошо, что дети не видят этого ужаса.

В это время на сцене Дюймовочка взгромоздилась на перевернутое ведро, будто на пенек и, обращаясь к елке, принялась страдать заунывно:

– Приди, приди, о сладкий час! О час мой первой брачной ночи!

Чеботареву, видимо, текст был знаком, потому что после этих слов он по-пластунски начал продвигаться за кулисы.

Не глядя на него, Анжела Кузьминична с тоской подтянула его обратно за штанину и продолжала в том же миноре:

– Ах, я невинное дитя! К кому в невесты? Налетайте!!!

Чеботарев отчаянно пытался вырваться. Однако хватке Анжелы мог бы позавидовать любой бультерьер.

– Отцепись же ты! – злобно шипел Чеботарев, дрыгая свободной ногой.

– Держи! Так его! – с гоготом поддерживал Дюймовочку зал.

Не глядя на вырывающегося Чеботарева, Анжела Кузьминична, закатив глаза, тоскливо продолжала:

– О! Отпусти меня, мое желанье!!! Я знаю, не пробил еще мой час!!!

Чеботарев уцепился за крестовину елки, и та угрожающе покачнулась.

– Елку сломаешь! – не удержалась Татьяна. – Отпусти елку, Жаба!

Руки Чеботарева разжались. Елка покачнулась, но устояла.

Испугавшись, что елка упадет на нее, Анжела всплеснула руками – и Чеботарев тут же рванул бежать.

– Ах, ты меня зовешь в опочивальню?! – не теряла лицо Анжела Кузьминична. – Но, боже мой! Я вся горю, стыдясь!!!