Больше не вышла из хижины девушка, не отпустил бог ту, чей огонь сердца вторил его душе.

Мужчины, за всю ночь так и не нашедшие решение, покаянно пришли к хижине с утра, чтобы вымолить прощение у дракона. А тот вышел к ним, держа Ани за руку, сияющий, словно солнце на небесах. Поклонился он жителям деревни, поблагодарил за щедрые дары и, приняв истинное обличие, улетел на небо вместе с избранницей. Лишь выжженный круг остался после него на площади.

А через девять месяцев у семи дочерей народа родились сыновья. Сыновья бога дракона. Ладные мальчишки с рыжинкой в черных волосах.

Через четырнадцать лет в рослых и сильных парнях проснулась кровь бога. Спустился тогда их отец и научил справляться с обретённым внутренним зверем. Вот как отблагодарил бог дракон людей, подаривших ему самое ценное – оставил им защитников, равных которым нет во всем мире. На голову выше остальных, мощные, сильные и мудрые. Ибо только умный сумеет удержать в узде внутреннего зверя. А когда исполнилось сыновьям двадцать один год – в третий и последний раз явился бог-дракон. Вернулся он с сыном от нежной Ани и оставил над людьми императором. А братьев его собрал в Совет Семи.

С тех пор восемь сыновей дракона и человеческих женщин стали править людьми.

Я грела руки об чашку с ароматным чаем, жмурилась от удовольствия и смотрела на незнакомую россыпь звезд. Как это нормально – слушать сказку у костра. И как это невероятно, что сказка была почти былью. От тех семи мальчиков потом пошли великие Семь Родов, чьи предки до сих пор заседают в Совете их страны. Джантар, оказывается, входит в один из тех родов. Мрачный мужчина – пра-пра-пра…пра-внук дракона. Я совершенно не могла воспринять эту информацию.

От восьмого сына вел свою историю императорский род. Равный и все же чуть выше остальных. Неприкосновенный сын Неба.

А еще мне рассказали, что за многие-многие столетия отзвук дракона в крови стал тише. К тому же появились младшие ветви великих. Так что сегодня дервином, то есть носителем крови дракона, мог оказаться не только представитель Великих Родов. И даже не только среди младших родов, коих теперь несколько десятков. Тахир, мало участвующий в рассказе, едва слышно сцедил про мужиков, которые не умеют держать штаны на замке и шляются по крестьянским девкам.

Но только внутри рода знали, как разбудить в мальчике кровь дракона и как научить справляться с внутренним зверем. Чем сильнее был «разбуженный», тем сильнее он позволял становиться зверю внутри себя. Тем могущественнее становился симбиоз обычной и темной крови.

Узнала, что гладкая кожа Джантара без единого шрама – вовсе не результат тщеславия, как я думала раньше. А признак невероятно сильного зверя, который запрятан в прутьях его сердца – регенерация, обгоняющая рубцевание. Оттого и прозвали его Демон. Дьявольски страшный воин, сверкающий алыми глазами, с ранами, затягивающимися прямо в бою – наверно потрясающее зрелище…

Я долго потом не могла уснуть, перебирая собственные наблюдения и накладывая их на новую картину мира. Словно я раньше набрала горсть разрозненных кусочков пазла, а теперь укладывала в стройную огромную картину мира, наполненного странной для меня магией.

И как положено у детей, только что начавших познавать мир, один ответ породил множество новых вопросов. И я шла к реке, не в силах держать расплывающиеся в улыбке губы – такое замечательное состояние предвкушения! Не мир, а карта сокровищ.

Я замечталась и не сразу заметила, что взяла немного правее, выходя не на узкую песчаную краюху отмели, а на седые огромные камни, наваленные вдоль берега. Гладко обтесанные водой, высушенные утренним солнцем, они так и манили попрыгать по ним. Стояла перед ними и примеривалась, как вдруг услышала тонкий, на грани слышимости, звук. Обернулась. Ленивое утро, тихий ветер, стоявшие смирно кусты и нехотя машущие издалека деревья. Послышалось, наверно. Но я прищурилась, позволяя телу сосредоточиться на звуках. Спустя несколько долгих секунд, когда я уже уверилась, что занимаюсь ерундой, по земле прошелестел снова этот неприятный писк.

Наверно надо быть непуганой дурой, как я, чтобы полезть в кусты на поиски странного звука. Только потом, когда события улеглись в сложное запутанное полотно и встали перед глазами, я могла лишь удивленно покачивать головой: а если бы опасность какая была?

Но, видимо, так надо было. Чтобы я промахнулась мимо песчаной полосы пляжа и оказалась возле густых кустов, чтобы задумалась и перестала распугивать округу шумными шагами, чтобы не успела обдумать все и полезла навстречу судьбе.

Судьба встретила меня двумя тусклыми рыжими глазами, тоскливой мордочкой и распластанными лапами. Розовая полоска языка, сухой нос в корках, свалявшаяся шерсть, проплешины… Мозг отмечал все признаки беды, а руки самостоятельно тянулись к котенку, чтобы обхватить дрожащее тельце, удивиться тонкой кожице, сквозь которую ощущались хрупкие ребра, и прижать к моей груди.

Весь мир свернулся в две сверкающие точки в маленьких глазах напротив. Котенок. Размером с крупного щенка. С безвольными лапами и хрупким телом, внутри которого тяжело и быстро бухало сердечко. Меня охватило странное оцепенение. Прижимала к себе затихшего беднягу и словно надеялась скрыть внутри грудной клетки от страшного мира. Пришла в себя, когда малыш, лизнув один раз мои ладони, принялся несколько истерично долизывать остальное. Масло с солью, и, наверно, сок рыбы. Стараясь не растрясти малыша, доползла до берега и зачерпнула воды из лунки между камней. Ощущение беды никак не хотело отпускать. В глазах щипало от совершенно непонятного чувства. Я растерянно гладила малыша по впалым бокам, кутала в одежде, шептала нежные слова.

То, что ему не просто плохо, а катастрофически плохо, поняла лишь потом, когда сидела, зареванная, на камнях, а малыш забылся тяжелым сном, словно сдался. Откуда знания, почему я так ощущаю – не могла дать себе отчета. Инстинкты, наверное. Материнские или животные. И я запела. Тихо так. Сама уже не помню что, но так поют все матери мира детям, болеющим у них на руках. И в нашем мире была только я и неизвестный малыш, доверчиво уткнувшийся носом в мою ладонь. А я словами и простыми мотивами разгоняла уставшее сердце, уговаривала не сдаваться. Ведь я пришла, и все должно быть хорошо.

Нас нашел Рималь, спустившийся за водой, а уже через несколько минут обступили со всех сторон, загораживая солнце, и все остальные. Воздух гудел от тяжелых слов, от гневных и испуганных выкриков. Кто-то дернул меня за плечо, и я завизжала в ответ, оставляя после звенящую тишину. Кажется, даже река на время примолкла.

Я едва понимала, о чем они говорят и что хотят сказать мне. В ушах стучало и нестерпимо хотелось пить, но до ужаса боялась шевелиться. Словно одно движение – и меня вздернут с земли, отнимут маленькую жизнь, за которую я теперь в ответе.

– Николь, – Тахир опустился передо мной на корточки, – он не выживет. Слышишь меня?

Я едва узнавала его. Наверное, потому что смотрела сквозь слезы. Ни тени гадливой улыбки, ни злости, ни презрения.

– Эй, он не жилец. Там в кустах его братья уже мух кормят. Отпусти его. Ты слышишь меня? Их мать выгнали из стаи из-за больных детенышей. А может, хотели убить, да она не дала, видимо, и ушла с ними сама. Понимаешь? Она ушла из стаи ради детенышей, а как поняла, что их не спасти – ушла и от них. Это ее мы встретили пару дней назад. Николь, даже мать от них отказалась, сдалась. Потому что тут ничего не поделаешь. Отпусти его.