– Ты уверен? – спросила его непривычно молчаливая Талиса.

– Нет, – ответил Джантар.

Его жизнь разлеталась на тысячу осколков, и он ни в чем теперь не был уверен.

Вечером был кризис. В какой-то момент мне даже показалось, что сердце замерло – на несколько секунд остановилось биение внутри малыша. Помог Тахир, сидевший рядом. Жесткий удар точно в центр хрупкого тела – и я снова подхватила рваный ритм, наполняя его всей доступной мне силой. Даже вскрикнуть не успела.

Тахир по дороге, криво усмехаясь, объяснил про привязку. Оказывается, мои ощущения, что я дышу за малыша, – вовсе не красивая метафора. Он несколько раз предлагал мне «отцепиться», «отпустить», но я упрямо мотала головой и изо всех сил представляла, как от меня идет сила к детенышу. Фантазировала и одновременно верила. Мне ли не верить в чудеса? Всю дорогу сжимала зубы и представляла, как от меня льется нечто неосязаемое и наполняет котенка. А после кризиса явственно ощутила, что всё будет хорошо. Словно сорвала жизнь детеныша с чужого крючка.

Всю ночь потом сидела и наглаживала мерно сопящего малыша. Кто бы мог подумать, что из всех мне будет помогать именно Тахир? Я налила в ладонь отвара, который он приготовил, и подсунула под нос малыша – тот дочиста вылизал, по-прежнему не открывая глаз. Целую кружку за ночь в итоге вылакал. Я улыбнулась: пора придумывать детенышу имя. Тревога постепенно отступала, избавляя плечи от гнетущей тяжести. Я блаженно повела плечами.

– Эйдан, – шепотом позвала дежурившего мужчину, – я всё думаю о той легенде про сыновей бога дракона. Там говорилось про мальчиков, а как же Талиса?

– Если рождается двойня, то девочка из такой пары тоже может пройти обряд пробуждения и стать дервином, – усмехнулся Эйдан и потрепал спящего ирлиса, – Николь, попробуй хотя бы немного вздремнуть.

***

Имя я не смогла придумать даже тогда, когда на горизонте возникла россыпь приземистых строений в кольце толстых стен. С нашей высоты была видна густая шапка плодовых деревьев, ровные ряды посадок, утоптанная тропка к реке. За прошедшие три дня детеныш пришел в себя и уже вполне осмысленно оглядывал окрестности со спины ослика. На привалах смешно ковылял между нами и тыкался мордочкой во все ладони. Копошился, жмурился от перепадавших ласк. Сколько бы мои спутники ни хмурились – оставаться холодными и равнодушными перед умильным мохнатым малышом у них не выходило. У мелкого ирлиса получилось завоевывать их сердца гораздо быстрее, чем у меня. Вчера вечером даже Талиса оттаяла и долго тискала звереныша. Но больше всех с ним возился Тахир. Кормил рыбой, таскал на плече. Эйдан пошутил, что тот слишком сильно любит зверей, потому на людей у него уже не достает тепла.

Когда малыш окреп – обработали мелитной мазью его потрескавшийся нос и лопнувшую кожу на лапах. Оказывается, использовать такую смесь можно, когда внутри организма есть резерв на столь быструю регенерацию. И я могла убить детеныша, нанеся ее во время кризиса.

Предвидя длинный пологий спуск, я отпустила ирлиса побегать. Задорно задрав хвост, тот рассекал траву, передвигаясь мелкими прыжками. Гонялся за бабочками, совал нос в каждый куст, в общем, вел себя как самый настоящий бесенок. Я была за него очень счастлива и не стала волноваться, когда он скрылся с глаз на подходе к приюту. Шестым чувством ощущала, что с ним все в порядке. Подумала, может, так лучше, чем сразу пугать травниц новым соседом.

Толстые стены и группа приветствия у полуоткрытых ворот. Длинные мешковатые платья неопределенного цвета, платки на головах. Я не сразу поняла, что не так – лица улыбаются, а глаза мертвые. Тщательно выстроенные улыбки не могли меня обмануть, чем ближе подходила, тем острее ощущала – у вежливых травниц, стоящих ровной линией, дыры вместо сердца. И это с ними мне предстоит жить? Уже зубы сводит от жуткого несоответствия доброжелательных масок и равнодушных глаз. А издалека всё казалось такой сказкой. Лубочной картинкой.

Учтивые поклоны, обмены приветствиями. Я стояла позади всех и ощущала себя как в дурном спектакле, роль в котором мне забыли дать. Неужели никто не видит, насколько мертвые женщины перед ними?

Мои спутники спросили про Верину, а когда узнали, что той нет, отказались заходить. После рассказа Джантара о цели визита я и вовсе стала ощущать себя вещью, которую бесцеремонно рассматривают. Настоятельница, мощная женщина с тяжелыми руками, повертела меня за плечи и мотнула головой своим сестрам. Кошмарные куклы с натянутыми улыбками подхватили мои вещи и ушли.

Настоятельница с доброжелательностью, от которой сводило зубы, поклонилась всем и тоже скрылась за воротами, оставляя меня прощаться. По спине прокатился холодок.

Я не хочу здесь оставаться. Вот только кому сказать об этом? Грудь укололо тоской и безнадежностью.

– Не волнуйся, он нагуляется и прибежит, – сказал мне Тахир, мазнул равнодушно по мне взглядом и отвернулся, отходя к осликам.

Талиса махнула рукой и ушла вслед за братом. Смешно смущающийся Рималь обнял неловко и пожелал удачи. Эйдан похлопал по плечу и обещал навестить.

Все уже давно скрылись за поворотом дороги, а Джантар все стоял передо мной. Не в силах больше выносить затянувшееся молчание, я тихо попрощалась и отвернулась, чтобы он не увидел наворачивающиеся слезы.

– Николь, постой, – окликнул меня Демон, удерживая за руку.

Криво усмехнувшись, он отдал мне знакомую жестяную баночку с мазью и перевязь с кинжалом. Тем самым, которым когда-то велел ударить в ногу. Помог закрепить на поясе, обжег тяжелым взглядом, провел ладонью по щеке и ушел, не прощаясь. Вот и все.

Я долго стояла около полуоткрытых ворот. Хотелось вопреки всем доводам разума плюнуть на всё и побежать вслед за ними. За теми, с кем провела столько дней и ночей. За теми, чьи сердца так и остались за толстой стеной. Потому что у них были сердца, в отличие от травниц. Я не обижалась на скомканное прощание. Всем было неловко, и они просто не скрывали этого, стремясь перескочить через неприятную ситуацию поскорее. Это честнее, чем мертвые улыбки сестер.

– Заходи, – раздался сзади ровный голос.

Обернулась. За створку ворот держалась настоятельница. В этот раз никаких масок. Лишь усталое безразличие. Внутри что-то болезненно сжалось от дурного предчувствия.

– Хорошо, – я постаралась ответить ровно, не показывая свои эмоции, и уж тем более страх.

Вошла внутрь и содрогнулась от неприятного лязгающего звука захлопывающихся ворот.

– А как же ирлис, – встрепенулась я.

– Нора впустит, – не мигая, ответила мне настоятельница, махнув рукой на сестру, неподвижно сидевшую в смотровой башне.

Настоятельница, представившаяся Сартой, привела меня на кухню. Огромное мрачное помещение с выскобленными столами. Сдала на руки точно такой же безразличной сестре по имени Мадин, и оставила на ее попечение. Вот так буднично и ошеломляюще быстро я сменила ветер, дорогу и свободу на мрачные стены обители, полной равнодушных женщин с безжизненными глазами. Я не успела прийти в себя, как уже была приставлена к работе. Никакого знакомства, никаких приветствий. Вот тряпка, а вот грязь. Почему я решила, что мне дадут хотя бы пару дней на то, чтобы освоиться?