— Это не по-мужски!

— Торг здесь неуместен.

До того, как мы вошли в парадную, мне оставалось только молиться, чтобы у нужной стены не отирались местные наркоманы и влюбленные юноши не прижимали именно к ней своих Джульетт.

Стеночка предстала нашему взору в лучшем виде. Гена достал порошок и кисточку, а через полчаса подозвал меня к своему шедевру и посветил фонариком:

— Видишь?

Отпечаток ладони, безусловно, на этой стене имелся. Он был менее четкий, чем в предыдущих парадных, но, по словам Гены, вполне пригодный для идентификации. А на его профессиональное мастерство я могла рассчитывать. В прошлом году, например, он уел главковских экспертов. Я отдавала в ГУВД следы из квартиры дедушки, убитого в собственной ванной. Изымали следы два самых квалифицированных специалиста в области криминалистики, которых я вообще знала в этой жизни; целый день просидели в этой вонючей квартире и обработали ее с пола до потолка. А эксперт из главка мне после двух месяцев напряженного исследования отпечатков ответил, что пригодных для идентификации следов среди представленных вообще очень мало, а кроме того, ни одного следа хозяина среди них он не выявил. Не то, чтобы мне особенно были нужны следы хозяина, однако, получив такое заключение, я засомневалась в правильности выводов эксперта в целом. Ну не дает мне моя атеистская натура поверить в то, что одинокий полуслепой дед, передвигавшийся по квартире на ощупь, умудрился не оставить в собственном жилище ни одного своего отпечатка. И это с учетом квалификации криминалистов, работавших а месте происшествия: отпечатки брали с тех предметов, которых будешь касаться во что бы то ни стало.

Заглянув по какой-то надобности к Гене в лабораторию, я пожаловалась ему на загадочного деда, не ходившего по дому “без перчатков, чтоб не делать отпечатков”, как в старой детской загадке. Гена забрал у меня заключение, внимательно его просмотрел, сходу нашел на фототаблицах совпадения между следами, изъятыми из квартиры, и отпечатками пальцев деда, потом развернул конвертик с дактилопленками, признанными непригодными для исследования, и предложил мне порвать заключение или набить морду эксперту, поскольку утверждение о непригодности этих великолепных следов — полная лажа.

— Зачем они это делают? — в ужасе спросила я.

— Работать не хотят, — пожал плечами Гена. — Скажи спасибо, что еще пленки не испортили нарочно.

Самое смешное, что в главке не только не оценили Гениного мастерства, но и всыпали ему по первое число — мол, какое право ты имеешь поправлять экспертов главка, то есть по определению более квалифицированных специалистов. Он с трудом избежал выговора. Зато главковскому эксперту нечего было избегать, поскольку о его ответственности вопрос даже и не стоял.

А здесь, в парадной, наблюдать за Геной было одно удовольствие. Он оглядел чумазую стену с выражением лица Леонардо да Винчи, только что завершившего портрет Моны Лизы, и отлепил от стены дактилопленку.

— Ну что? Поехали? — спросила я с нетерпением.

— А обедать? — меланхолично поинтересовался Гена, упаковывая трофей.

— Геночка, какой обед! Поехали!

— Маша, а если бы я сказал — через неделю? Ты бы неделю не обедала?

— Если бы да кабы… Теряем время!

“Почему я не владею телекинезом, — в нетерпении думала я по дороге. — Раз — и усилием воли мы в лаборатории…” На машине мы добирались целую вечность. С трудом дождавшись, пока Гена откроет ключом свою комнатенку, я смахнула пыль со стола, поправила накидку на сиденье Генкиного стула, открыла форточку и включила чайник.

— Хочешь, я пока сбегаю, куплю что-нибудь перекусить?

Генка засмеялся:

— Как легко, оказывается, из тебя веревки вить, Мария! Интересно, на что ты готова ради внеочередного заключения эксперта?

— Нахал!

— Ладно, беги в магазин. Я люблю булочки с корицей.

Работал Гена не только качественно, но и быстро. К моему возвращению с мешком булочек с корицей он уже был готов рассказать мне про человека, наследившего во всех четырех парадных, где были найдены люди с травмами головы.

— Это, бесспорно, один и тот же человек. Мужчина. Крепкий, довольно высокого роста — следы примерно на одном уровне от пола и выше, чем мог бы оставить я…

— Ну слава Богу, — улыбнулась я, — тебя можно исключить из числа подозреваемых. Ну, дальше!

— А что дальше? Ручки натруженные, вон, смотри, мозоль читается.

— А еще?!

— А чего тебе еще? Фамилию сказать пока не готов.

— Геночка! Спасибо тебе большое! Ты настоящий друг!

Я расцеловала Генку в обе щеки и помчалась в прокуратуру. Мне вслед Генка крикнул:

— Ты мне пальцы потерпевших зашли, не забудь! Главное, пальцы Коростелева! Он же последний был, может, это его лапа?

Я засмеялась уже на бегу. Значит, это серия. И на всех четырех потерпевших напал один и тот же человек. Не похоже, чтобы это были следы работников милиции или “скорой помощи”. Во-первых, на все эти происшествия выезжали разные лица. Во-вторых, приехавшему на место происшествия незачем было бы подходить к телу именно с этой стороны и опираться при этом на стену. В-третьих, не так уж много народу на эти дела выезжало. Интересно, будет ли продолжение? Если на таинственного маньяка влияют лунные приливы и отливы, то, в принципе, уже пора ждать нового эпизода.

В прокуратуре меня ждала жена потерпевшего Коростелева. Когда я, запыхавшись, вбежала в коридор, она поднялась мне навстречу.

— Я без звонка… Вы меня примете?

— Конечно, проходите. — Я открыла кабинет и пропустила ее вперед. — Как Виктор Геннадьевич?

— Он умер, — сказала она, глядя на меня широко открытыми сухими глазами.

На ней была та же блестящая футболка и те же брючки, в которых я увидела ее в первый раз. Она так же, как и тогда, была тщательно накрашена и причесана.

— Боже мой! Примите мои соболезнования. Садитесь. — Я пододвинула ей стул, но она не села.

— Мария Сергеевна, мне нужно разрешение на захоронение мужа. Мне сказали, что без вашего разрешения я не могу забрать тело.

— Да, конечно. — Я села за компьютер и отстучала ей разрешение на захоронение. — В канцелярии поставьте печать.

Она взяла его в руки, прочитала и положила на краешек стола.

— Мария Сергеевна, мне нужно разрешение на кремацию.

— Ольга Васильевна, присядьте, — предложила я, но она отрицательно покачала головой:

— Я не могу, у меня очень мало времени.

— Ольга Васильевна, кремация тел людей, которые умерли в результате преступлений, не разрешается. Поймите правильно, это не я придумала.