Но даже если принять во внимание тех, кто когда-либо что-либо не поделил с Петром Мащенко, это никак не объясняло, почему наряду с ним пострадали еще трое мужчин.

Наконец вдова, сморкаясь, ушла. В окно я видела, как она направилась к пивному ларьку и хватанула кружечку пива.

А в мой кабинет уже входила вдова программиста Арзубова. Хоть и бросалось в глаза, что она убита горем, выглядела она просто потрясающе.

Из беседы с ней я выяснила, что муж был младше ее на девять лет, познакомились они на работе, в институте “Энергосетьпроект”. Она увела его из благополучной семьи, жили они душа в душу, детей не было. На мои вопросы, не могло ли нападение быть связано с местью его предыдущей семьи, вдова с негодованием затрясла головой. Бывшую жену покойного (детей не было и в той семье) она характеризовала в высшей степени положительно, как интеллигентную, благородную женщину, равно как и ее родственников, с которыми Арзубов до последнего времени сохранил нормальные отношения. Все они были на похоронах, и непохоже было, что кто-то затаил на него злость.

В армии Арзубов не служил, так как в институте, где он учился, была военная кафедра. Круг его общения был не так уж широк. У него было двое близких друзей, заподозрить которых может только идиот (“Надо вызвать этих друзей, — решила я. — Друзья могут знать то, чего не знает жена”). “Нет, — решительно сказала вдова, — это дело рук отмороженных малолеток. Ну кому еще придет в голову нападать в парадной на интеллигентного человека? И главное, ради чего?”

Фотографию Арзубова я тоже приобщила к делу.

Жена безработного Селько либо уже смирилась с потерей мужа, либо просто замечательно держала себя в руках. Я не заметила в ней особых признаков волнения. Когда я спросила о состоянии мужа, она довольно долго вспоминала, когда в последний раз была в больнице. Потом она тихим голосом сказала, что врачи ей сообщили о полной безнадежности больного. Повреждена кора головного мозга, полноценным человеком он уже никогда не будет, даже если выживет; а шансов не так много. Он так и не приходил в себя. Жена принесла мне маленькую фотокарточку на паспорт, где у Селько было застывшее лицо. Я по опыту знала, что на таких фотографиях люди зачастую непохожи на себя, но карточку все равно взяла. Может, пригодится.

После ухода Инны Ивановны Селько я разложила фотографии потерпевших перед собой в ряд и подвела некоторые итоги.

Во внешности потерпевших действительно наблюдалось определенное сходство: у всех рост выше среднего, светлые короткие волосы, и возраст примерно одинаков — от двадцати восьми до тридцати пяти лет, не исключая и последнего, Коростелева. Даже тип лица примерно один, но в наших широтах это весьма распространенный тип. Вот, например, давешний киллер тоже под него подходит, тоже имеет овальное симпатичное лицо с прямым носом, так что это не показатель. И тут же я поймала себя на мысли, что лицо потерпевшего Коростелева пристроить в этот ряд не могу по той причине, что не в состоянии его как следует вспомнить. Несмотря на то, что я должна была в больнице разглядеть его детально, перед глазами у меня стояли серая кожа, бритая после операции голова и чудовищные круги под глазами, вот и все. Надо будет попросить у Ольги Васильевны его фотокарточку. Я потянулась к телефону, но передумала — сегодня я вряд ли ее застану, да лучше ее и не беспокоить. Судя по тому, в каком она вчера была состоянии, еще нарвусь на истерику… Несколько дней можно подождать — она ведь повезет тело мужа в Ивановскую область, а потом вызову ее с фотографией, заодно и допрошу по связям Коростелева. Надо спросить еще про “смурного мужика” и про судимость.

Значит, так: все нападения были совершены в промежуток времени от одиннадцати утра до часу дня. Близкие не говорят о том, что у кого-то из потерпевших были враги. Конечно, это может ничего не значить, они могут умалчивать о мотивах нападений по своим соображениям, но, по крайней мере, явных недоброжелателей мы не выявили.

Что касается прошлых связей, среди которых могут крыться застарелые конфликты, — пока нам удалось нащупать только тень конфликта, без всякой надежды на то, что этот конфликт имеет какое-то отношение к нападениям. Это я про “смурного мужика”, подбивавшего Коростелева на изготовление оружия. И то эти сведения нуждаются в проверке. Мастер мог и приврать, мало ли, и просто ошибиться.

И только про одного из потерпевших — Коростелева — мы можем предполагать, что он был в прошлом судим. Если так, то оттуда могут тянуться ниточки мести или вражды. Но это тоже вилами по воде писано, пока не придет подтверждение из Главного информационного центра.

Таким образом, если в парадных орудовал не маньяк и не отмороженные малолетки, то целью нападавших, скорее всего, был кто-то один из потерпевших. Кто? Пока на эту роль напрашивается одна кандидатура — Коростелева. Но не исключено, что мы пока не знаем чего-то важного, а если копнуть других потерпевших, то найдется более подходящий вариант.

Хорошо, а если это не маньяк и не отмороженные малолетки, то зачем нападали на потерпевших? Куда пристроить расстегнутые брюки? Ничего не понимаю.

Я поднялась из-за стола и пошла развеяться к Горчакову. Лешка, давно забывший, что он вычеркнул меня из списков живущих, обрадовался, ему наверняка тоже хотелось развеяться. Он вскочил, захлопотал надо мной, не зная, в какой красный угол меня усадить.

— Что-то ты, братец, больно нервный сегодня, — заметила я.

— Что есть, то есть, — признался Горчаков. — Правильно мне говорили — меньше надо в рюмочку заглядывать.

— Колись, — засмеялась я. — Проговорился, что ли, в нетрезвом виде?

— До этого не дошло.

— Ну рассказывай…

Горчаков еще немножко повыпендривался, но, в конце концов, желание поделиться хоть с кем-нибудь взяло верх, и он рассказал про себя стыдный случай.

Не так давно жена подарила ему мобильный телефон, это я знала, поскольку Горчаков носился с ним, как с игрушкой, на радостях всем опрометчиво раздал свой номер, и прокурор вкупе с дежурной частью РУВД стали беззастенчиво этим пользоваться. Поэтому, если в неурочное время случалось какое-нибудь происшествие, все знали, кому звонить. А если телефон был выключен, значит, Горчаков дома, поскольку жена, давно подозревавшая прогулки благоверного налево, запретила выключать свой подарок до тех пор, пока супруг не переступит порог дома. Так что теперь следователь Горчаков круглосуточно был в пределах досягаемости.

Вчера Лешка весь вечер провел в РУВД, поскольку необходимость работы по установлению личности мужчины, убитого возле хлебозавода, чудесным образом совпала с присвоением очередного звания начальнику розыскного отдела. Когда в отделе кончилась водка, установление личности продолжилось в кафе напротив.

Придя домой, Лешка, не в силах раздеться и произвести гигиенические приготовления ко сну, упал на супружеское ложе прямо как был — в грязной куртке и в ботинках. Верная следовательская жена Лена добросовестно пыталась его добудиться, чтобы раздеть и уложить под одеяло, но безуспешно. Она его и трясла, и в уши орала — безрезультатно. А поскольку животное, дышащее алкоголем вперемешку с сырым луком и недожаренными котлетами, упавшее в сапогах в семейную постель, не служит стимулом к достижению семейного равновесия, Лена предприняла совершенно коварный ход: она позвонила ему на трубку.