Захарыч побагровел:

— А тебе место? Когда-то ты был нормальным человеком. Ты, Саша, — не «какашка». Ты — говно! — и уже с нескрываемой угрозой в голосе напоследок закончил:

— Уволишь? Только попробуй!..

Ошарашенный словами Захарыча, которого он безмерно уважал как человека и как первого, когда-то, своего наставника, «А.А» стоял, открыв рот, не зная что сказать. Его словно неожиданно ударили сзади по голове. За долгие годы знакомства, он впервые видел Захарыча таким. Инспектор манежа, распираемый противоречивыми эмоциями, с застрявшими в горле словами, смотрел вслед уходящему старому берейтору. Он задавал себе один и тот же вопрос, на который не находил ответа:

— Что это было?..

Александр Анатольевич, немного придя в себя, вошёл в инспекторскую. По стенам его рабочей комнаты были развешены фотографии известного народного артиста, работающего со слонами. На старых карточках был запечатлён молодой «А.А» в ассистентском костюме. Тут же в рамочках висели изображения Александра Анатольевича уже в инспекторском фраке. Это были портреты красивого человека средних лет с артистической внешностью и статью, который добился успехов в этой профессии и теперь котировался в «высшем эшелоне» цирковой иерархии.

Он привык, чтобы его приказы исполнялись точно и немедленно. Командирский тон, выработанный с годами, помогал ему в ежедневной работе. Ответственности в его жизни хватало с избытком. Как шутили старые инспектора, определяя «прелести» своей профессии: «Спереди манеж — сзади решётка…»

В компетенции «А.А.» никто не сомневался и возражать ему никто не смел. Это был бесспорный авторитет. Сегодняшний случай вывел его из привычного душевного равновесия и выбил из «наезженной колеи». В таком тоне с ним давно никто не разговаривал. Инспектор манежа кипел внутри, прокручивая сцену разговора:

— …Надо же — мне! И кто! Какой-то… — тут «А.А.» сам себя остановил. Захарыч под категорию «какой-то» не подходил никак.

Внутри всё ещё клокотало. Инспектор сжимал и разжимал кулаки, метался взглядом по стенам. Вдруг он задержался на старой карточке, где они с Захарычем, более четверти века назад сфотографировались на конюшне: могучий, ещё темноволосый Никита Захарович Стрельцов и «длинноногая жердя» — «А.А». Последний скрестил на груди веник с совком и изображая череп с костями, высунул язык. Здесь нынешнего Александра Анатольевича вряд ли бы кто узнал…

— … Дядь, я цирк люблю! Возьмите меня к себе. Я хоть что буду делать, только возьмите!.. — высокий худощавый парень жалобно смотрел на статного черноволосого берейтора, как на циркового бога.

Захарыч по своим нуждам пришёл на кожевенный завод в одном из сибирских городов. Молодой парень — «пэтэушник» дёргал Захарыча за рукав и не отходил ни на шаг.

— Как звать-то, герой? — Захарыч с интересом и какой-то жалостью рассматривал паренька.

— Александр Анатольевич! — почему-то полностью представилась «длинноногая жердя», как сразу окрестил его про себя Стрельцов.

— Ух, ты, — Анатольевич! Хм, когда-нибудь начальником станешь… Ну, что, Сашка — «а-ашка», готовь документы, пособлю…

Так будущий «Александр Анатольевич», с лёгкой руки Захарыча, попал в цирк «со стороны конюшни» и получил своё второе сокращённое имя «А.А».

Инспектор манежа рассматривал фотографию и время отматывало свою «киноплёнку» назад…

У Захарыча он прошёл хорошую школу. Тот был добрым человеком. Но требовательным. Дисциплина и порядок были у Захарыча на первых местах. Позже это пригодилось «А.А.» при работе в аттракционе со слонами. И, конечно, стало основой в работе инспектора манежа. Александр Анатольевич с благоговением и благодарностью всю жизнь вспоминал Никиту Захаровича Стрельцова и его детскую дразнилку: «Сашка — „а-ашка!“…

Инспектор манежа невольно разулыбался, вспоминая истории давно минувших дней. Эмоции постепенно стихали, как молнии в грозовых тучах после обильного дождя.

Так интересно сложилось, что в аттракционе со слонами, куда после лошадей перешёл „а-ашка“, трое служащих-ассистентов звались Александрами. Была вечная сумятица, — если кого-то из них срочно разыскивали. Опять же с лёгкой, „находчивой“, руки Захарыча, они получили новые сокращённые имена: „А.А“ — Александр Анатольевич, „А.Б“ — Александр Борисович» и «А.В.» — Александр Валентинович.

Тут же закончилась вечная неразбериха с одинаковыми именами. Наконец-то, доставший всех вопрос: «где Александр?» перестал получать сверхэмоциональный ежедневный встречный вопрос-ответ: «Какой?..»

Ассистенты, в свою очередь, не остались в долгу, и окрестили Никиту Захарыча — «Н.З». При случае, шутливо расшифровывали: — «Неприкосновенный Запас» отечественного цирка. И это было недалеко от истины…

Инспектор манежа совсем отошёл от стычки с Захарычем. Тёплая волна нежности и воспоминаний бродила в его душе. Вдруг память подкинула ещё одну историю, которую хотелось бы забыть…

— …Значит так, «А.А.», запоминай! Когда выходят на манеж слоны, в форганге никогда не стой! — предупредил своего начинающего ассистента руководитель аттракциона. — Имей ввиду: Зара любит «размазывать по стенке» тех, кто там окажется! Я за всем уследить не могу. Инспектор манежа потом тебя сам по стенке размажет ещё раз! Если, конечно, будет кого… Слон, как танк — он не… (тут Народный артист выдал непечатное слово, обозначающее процесс, в результате которого появляются дети), — он давит! Усвоил?..

Но, как оказалось, кивнуть и даже запомнить — это ещё не значит выполнить.

…Шло очередное представление. Как-то «А.А» завозился с установкой реквизита перед началом аттракциона и не успел выскочить за кулисы. Заиграл оркестр, вот-вот должны были появиться гигантские животные. По древней цирковой традиции, перебегать дорогу выходящим на манеж строжайше запрещено. Попавший в безвыходное положение, «А.А.» заметался и прижался к стене форганга. И надо же такому случиться — как раз со стороны выхода матёрой слонихи Зары! Её помнили почти во всех цирках страны, где оказывался аттракцион на гастролях. Она была не только незабываемой артисткой на манеже, но и «крёстной» многих униформистов, которые оказывались на её пути. У слонихи была одна привычка, «безобидная» — с её точки зрения. Если кто оказывался с её боку при выходе на манеж, она неизменно «слегка» прижимала. Это и было её фирменным «размазыванием по стенке». Ощущение, говорят, было не забываемым. Все это знали и опасались. Тем не менее, кто-то один всегда оказывался у этой «стены плача». Пришла пора пройти это испытание и нашему «А.А.»…

Зара, увидев вжавшуюся в стену очередную жертву, радостно подняла хобот, хитро скосила глаз и чуть замедлила свой ход. Незаметно для всех она слегка отклонила свой огромный зад в сторону «А.А». И так, полубоком, притёрла того к стене. Словно огромный наждачный валик прошёлся по ассистенту. Свет погас. Потом вспыхнул искрами. Мир показался маленьким и серым. Пахнуло диким животным. Дыхание спёрло от этого запаха, страха и чудовищной массы навалившегося слона. Его шершавая шкура обожгла, спрессовала, расплющила, размазала и… отпустила. Спина ассистента навсегда запомнила и теперь могла бы рассказать в деталях о всех неровностях стены, по которой её провезли.