— В школу не поеду!

— Поедешь, — безапелляционно.

— Тогда нормально попросите меня об этом! — заявила мстительно.

— Еще раз попросить? Так значит, тебе понравилось? — спросил он интригующе.

Я смутилась. Под его внимательным взглядом я смутилась, а щеки вмиг обдало жаром, едва воспоминания нечеткими картинками ворвались в мои мысли. Возбуждение нарастающим комом прокатилось внутри, чтобы осесть где-то внизу живота.

Нет-нет-нет! Обойдется, зараза!

— Вы немедленно пойдете и поговорите с дочерью! — прошипела, с трудом выдерживая его обжигающий взгляд, который будто мягко касался, ласково поглаживал мое тело.

— А вот это уже не ваше дело, — оборвал он холодно, тут же выпрямляясь в кресле.

— Знаете что? Это — мое дело! С тех самых пор, как в нашем договоре я прочитала о том, что выполняю роль матери для Адель. У нее что-то произошло, а вы делаете вид, что вас это не касается! Так вот, касается, потому что вы для нее — отец, а я — очередная кукла Барби. Не придете в ее комнату через пять минут, через десять меня уже не будет в этом доме!

— А не много ли вы на себя берете, мадам Громова? — каждое слово было пропитано злостью, тихим бешенством.

— Ровно столько, сколько могу унести, — ответила твердо, уверенная в том, что буду стоять до конца. — И я вам не мадам!

Из кабинета я вылетела как ракета на термоядерном топливе. Только сердце колотилось с огромной скоростью, норовя выпрыгнуть из груди к чертовой матери. Сейчас как выставит меня вон за такие речи да такой тон.

На самом деле я сама испугалась того, что выставила столько условий, но на другое просто была не согласна. Спать с ним без отношений или хотя бы их подобия — никогда, пусть он и нравится мне как мужчина. Жить здесь непонятно в какой роли и видеть его только в постели — никогда, пусть это все хоть трижды оплачивается. Воспитывать чужого ребенка, окончательно ломая его отношения с отцом — никогда, пусть я уже и прикипела к этой девочке с того самого момента, как впервые увидела. Мне нужно больше, чем роль, а им нужна семья.

Когда я зашла в спальню к девочке, она уже переоделась в домашнее — в тот самый бархатный спортивный костюм, который я ей купила. Улыбнулась, едва оценив ее внешний вид, а Адель несмело улыбнулась мне в ответ. Ее мордашка выглядела так, будто она ждала, что я сейчас буду ее ругать, но у меня перед глазами была мама Катя как пример идеальной родительницы. Я знала, что нужно делать.

— Жозефина, вы можете идти на кухню. Мы придем чуть позже, — обратилась я к няне, которая старалась не отсвечивать.

— Будешь ругать? — сразу спросила девочка, наверняка ожидая не меньше, чем кровавую расправу.

— С чего ты взяла? — удивилась я, присаживаясь в кресло рядом с ее кроватью.

Дождавшись, пока няня спешно покинет комнаты, я уже было хотела начать беседу, но вдруг под моим изумленным взглядом в спальню вошел Антуан. Он был полон решимости и даже собирался что-то сказать, но я перебила его, чтобы, не дай бог, он не накосячил:

— Мы с твоим папой хотели узнать, что случилось у тебя в школе. Не переживай, ругаться никто не будет, но разобраться нужно, — указала я мужчине рукой на свободное место рядом с Адель.

Сдувшись, как шарик, Антуан недовольно нахмурился, но рядом с дочерью все-таки сел. И даже за руку ее взял, вызвав во мне так некстати пришедшую волну умиления, за которой последовала необоснованная гордость.

Рассказ не продлился долго. Адель так и не назвала причину, как бы я ни старалась выяснить ее. Все произошло после уроков на школьном дворе, когда учительница вела детей к воротам, чтобы передать родителям. Девочка не отрицала, что ударила первой, и согласилась со мной, когда я объясняла ей, что драться нельзя. Во-первых, она девочка и ее это не красит. Во-вторых, взрослый человек всегда старается уладить какой-либо конфликт словами. А в-третьих, умный человек сначала обдумывает, к чему приведут его действия и какие будут последствия, а уже потом делает.

Это была лишь малая толика из нашей долгой беседы. Мы разговаривали и о том, как стоит реагировать на выпады, и о том, как постоять за себя, если тебя задирают. Разговаривали об отношениях между одноклассниками, и я с лихвой делилась своими воспоминаниями о школьной жизни, разумно опуская те моменты, которые меня совсем не красили.

Не только Адель слушала меня внимательно. Антуан тоже следил за повествованием с интересом, иногда задавая уточняющие вопросы. Я сама не заметила, как наш разговор плавно перетек в вечер и ужин, и вот уже начальник рассказывал о своем детстве и первой драке, а я делала большие глаза, потому что его дочке это точно знать было необязательно. Правда, любопытство все-таки пересилило мое благоразумие.

— Мадам, мы еще не делали уроки, — после стука вошла в столовую Жозефина.

— На самом интересном… — простонала Адель, пытаясь разжалобить хоть кого-нибудь.

Сдалась почему-то именно я. Тяжело вздохнув, так же жалобно посмотрела на Антуана.

— Мне нужно работать, — решил скрыться этот тип, в котором я наконец увидела настоящего и, несомненно, приятного человека.

— Тогда Жозефина идет за горничными, чтобы они убрали со стола. Адель бежит в комнату за уроками, а вы — за своими документами, — решила деловая я, не желая вот так заканчивать такой замечательный вечер.

— Вам это очень дорого обойдется, — с улыбкой произнес Антуан одними губами.

— Я согласна, — прошептала я под счастливый визг девочки, еще не представляя, на что подписалась.

* * *

— И тогда Маша выпрыгнула в окно, а медведи так и остались в домике… — шепотом прочитала я последнюю строчку на свой манер.

Адель уже мирно посапывала, накрытая одеялом почти с головой. Так смешно подпирала щеку ладошкой, причмокивая губами. Такая милая, светлая девочка. Так и не сказала, почему подралась, но я и не настаивала. Понимала, что ей пока трудно мне доверять, но собиралась заслужить ее расположение в самое ближайшее время.

Услышав шаги за дверью, я мигом сделала вид, что уснула в кресле в обнимку с книгой. Сердце в панике ударялось о грудную клетку, почти оглушая. Понимала, что он идет за мной, что я сама согласилась с его словами, но от этого было не менее страшно. Антуан обещал, что мы не будем торопиться, однако я не знала, что он подразумевает под этой фразой.

— Ульяна… — тихий шепот, а чужие пальцы едва прикасаются к моей щеке, заправляя за ухо выбившуюся прядь.

Не реагирую. Держу себя в руках, хоть и невероятно хочется прижаться к его ладони, чтобы впитать ласку. Дыхание срывается, едва он осторожно берет меня на руки, а теплые губы мягко прижимаются к моим, чтобы поймать судорожный выдох. Смотрю в его глаза. Темный взгляд завораживает, пленит, а в своих мыслях я вижу подростка, который защищает девчонку во дворе от мальчишек. Почему-то у этой девчонки были такие же темные косички, как у Адель, и ее искренняя улыбка.