— А вы можете скучать за дверью? — спросила на всякий случай.

Нет, ну мало ли? Вдруг прокатит.

— Обязательно.

И он вышел из ванной, будто вообще ничего не произошло. Дверь так и осталась висеть на одной петле, угрожающе покачиваясь, а кожа моя покрылась мурашками от прохладного воздуха, что ворвался в теплый мирок вместе с начальником.

— А приходили-то чего? — крикнула, воровато хватая с тумбочки полотенце.

— Справку принес…

И вот тут я по-настоящему разозлилась. Я так разозлилась, что вылетела в спальню в одном полотенце, но, поскользнувшись, со всей дури влетела в спину мужчины, сбивая его с ног. Глухой удар о пол красноречиво говорил о том, что, если я не убила своего начальника, убивать будут уже меня. Поэтому…

— Я там в ванной… Забыла… Кое-что… — просипела испуганно, когда Антуан отчаянно застонал.

И я даже попыталась сползти с него. Успешно обернулась, стоя на коленях, и активно поползла в сторону ванной, но меня поймали за ногу, чтобы одним рывком вернуть на место. Ну… Почти на место.

— А мне все нравится, — мягко, но интригующе промурлыкал начальник, поглаживая мои нижние девяносто.

И вот понимаю, что буквально лежу на нем обнаженная. Смотрю на его ноги, потому что на пах смотреть не могу — он шевелится! И прекрасно осознаю, какой вид сейчас открывается Антуану. Очень красочный вид, я бы даже сказала, потому что остро ощущаю его обжигающее дыхание на внутренней стороне своих бедер. И пальцы чувствую, что поглаживают ягодицы, вырисовывая на них круги.

— Можно я уползу? — прошептала жалобно.

И даже ногой дернула, подтверждая серьезность своих намерений, но чужие руки настойчиво вернули меня на место. Более того, придвинули еще ближе. Видимо, чтобы получше разглядеть.

— Нельзя, — протянул мой начальник, напоминая интонацией кота из «Простоквашино».

Я краснела. Нет, не так.

Я краснела, бледнела, тряслась и судорожно сглатывала слюну, которая вдруг стала вязкой. Вздрогнула всем телом, когда чужие губы прикоснулись к внутренней стороне бедра — едва-едва, почти неощутимо, если бы не дыхание.

Мягко, невесомо Антуан рисовал губами извилистые дорожки на моей коже. Иголочки щетины щекотали, вынуждая то и дело дергаться, но мужчина держал меня уверенно. Не давал сдвинуться с места хотя бы на миллиметр, тогда как я от страха уже закрыла глаза, лишь бы не смотреть на внушительный бугор прямо перед моим лицом.

Прекрасно понимала, что он собирается делать. Была девственницей, но не дурой. Дыхание то и дело сбивалось, срывалось, а внутренние канаты сворачивались в тугой узел только от одной мысли о том, что он коснется меня там. Тело онемело от предвкушения, но разум все еще цеплялся за адекватность, в панике проговаривая: «Мы все умрем!»

К слову, в ауте со всеми остальными чувствами лежала и обида. Я просто забыла о ней, тихо плавясь в его руках, нервно кусая губы, чтобы не дай боги не застонать…

Ох ты ж, ежики колючие!

Антуан слегка подул на разгоряченную кожу, а я чуть было от неожиданности не вскрикнула вслух. Что он творит, укуси его пчела?!

Нравственность вдруг статной дамой выплыла из моего подсознания и посмотрела на меня так — осуждающе. Мол, вот ты и скатилась, девица, на самое дно. Но я только шикнула на нее, чтобы не отвлекала от чувств и эмоций, что ураганом ложились на плечи, танцевали ламбаду внизу живота и вынуждали подергивать ногами.

— Я еще справку не видела! — полушепотом попыталась я выкарабкаться из этой щекотливой ситуации, на что нравственность довольно погладила меня по голове. Что-то вроде: «Ну можешь ведь, когда хочешь!»

— Она в кармане моих брюк. Можешь сама взять, — со смешком ответил Антуан, продолжая мою сладострастную пытку.

Распахнув веки, я вновь встретилась с пультом от телевизора. Хотя нет. Лучше пускай будет мобильным телефоном. Голову даю на отсечение, что он даже замер, не двигаясь, в ожидании моих последующий действий, но лезть в карман к начальнику я не собиралась.

— Нет, спааааа…! — голос мой взлетел до таких нот, которые я в школе на уроке музыки не брала ни разу в жизни.

Его губы по-прежнему продолжали мягко целовать мои бедра, но вот пальцы одной руки творили немыслимое! Они нежно, осторожно прикасались к влажным складкам. Гладили, пропускали сквозь, задевая пульсирующие точки. Настойчиво потирали участок у самого входа во влагалище, чтобы вновь вернуться к горошине клитора, перекатывая ее круговыми движениями.

Пожар. Самый настоящий пожар разрастался в лоне, вынуждая трястись все конечности. Я забыла о стыде, о совести, об обиде. Черт, да я забыла обо всем на свете, целиком и полностью концентрируясь на пульсации, что нарастала с каждым его движением. Пыталась сдерживать себя, чтобы не стонать, а потому мычала, стискивая пальцами его ноги.

— Хочу услышать громче. Спой для меня, — приказал Антуан, а я мстительно замолчала, тогда как тело мое ходило ходуном, и мужчине периодически приходилось возвращать меня. — Спой…

Злобное:

— Нет!

И вот тут я запела. Да так запела, что меня наверняка слышали все слуги. Да что там слуги? Соседи стопроцентно оценили мои голосовые связки! Потому что этот бессовестный тип прикоснулся ко входу во влагалище языком. Языком!

Кончик языка вырисовывал хаотичные круги вокруг входа во влагалище, а настойчивые пальцы потирали бусину клитора, ритмично постукивая по нему в такт мелодии, известной только одному начальнику.

Я кричала. Я билась, пытаясь закончить, прекратить все это, но Антуан крепко удерживал меня одной рукой под животом, не давая сбежать. Тело сотрясала крупная дрожь, а внутри взрывались огненные кольца, устраивая настоящий салют, который ранил, обжигал, прокатываясь по спине горячей волной. В голове ни единой мысли. Только золотистые вспышки в темноте сомкнутых век. Я собой не управляла.

— Я, кстати, обед принес, — проговорил Антуан, крепче прижимая меня к себе.

Лежали в моей постели. Он — одетый, а я — спиной к нему, завернутая в полотенце и покрывало. Мстительно не разговаривала с ним, пытаясь прийти в себя, а еще… Мне было невыносимо стыдно. Стыдно настолько, что хотелось спрятаться под кроватью и вот вообще не выползать оттуда до скончания времен. Я даже пыль там сама согласна была вытирать, лишь бы меня не трогали.

— Между прочим, неплохо было бы сказать спасибо, — заметил он как бы невзначай.

— Между прочим, неплохо было бы сначала поближе узнать друг друга! — огрызнулась я, накрывая голову подушкой.

— Так мы и узнали… Точнее, я узнал тебя, а вечером… Ты узнаешь меня…

Из моей спальни Антуан выбегал хохоча, нисколько не страшась летящих в него подушек. Бесцеремонный, бессовестный, невыносимый!

А кстати… Что он делает дома в разгар рабочего дня?