Ненадолго зайдя в полицейский участок, Бёрден позвонил в Королевскую лечебницу Стоуэртона, и ему сказали, что «состояние Вексфорда удовлетворительное, он спокоен» – формулировка, которая нервного человека наводит на мысль о неизбежности смерти. Инспектор не стал зря терять время на справочную, а позвонил Доре, в дом к их старшей дочери. Там ему сказали, что если у Вексфорда будет наблюдаться дальнейшее улучшение, он сможет выписаться из больницы в четверг. А сам Вексфорд говорил, что собирается выписаться завтра. В его доме находились эксперты по взрывам, которые просеивали щебенку, и пока не закончат, нельзя приступать к расчистке мусора, рассказал старший инспектор. Бёрдену еще рано было отправляться на встречу, и он прошелся взад и вперед, заглядывая в окна заново отделанного банка «Мидленд», обувного магазина и магазина игрушек. Но думал он при этом о бомбе и гадал, действительно ли она предназначалась Шейле. Зачем кому-то взрывать известную актрису? Потому что она перерезала проволоку ограды вокруг военно-воздушной базы Министерства обороны?

Бёрден очень неодобрительно относился к кампании за ядерное разоружение, к «Гринпис», «Друзьям Земли» и вообще «всем этим людям». Это был один из немногих вопросов, по которым они с женой расходились во взглядах, или тех вопросов, во взглядах на которые жена не перетянула его на свою сторону. Он считал, что все они чудаки и анархисты и либо заблуждаются, либо находятся на содержании у русских. Но вполне возможно, что другие чудаки, не менее, если не более достойные порицания, могут попытаться их взорвать. Такая попытка была предпринята – и успешно – в случае с судном «Гринпис» в южной части Тихого океана. С другой стороны, предположим, какой-то враг Вексфорда – даже, если это предположение не слишком нереальное, кто-нибудь, замешанный в деле Робсонов, – узнал, что когда к нему приезжает Шейла, он всегда переставляет ее машину, чтобы загнать в гараж свою? Бёрден не был уверен, что это именно так, но считал это вероятным, зная своего шефа. Вечер в тот день был темный, туманный. Можно ли подкрасться незаметно через пустой участок и прикрепить бомбу к днищу «Порше»? Майкл обнаружил, что очень мало знает о бомбах.

Парикмахерская называлась «Волосяной покров». Вексфорд, который из любопытства посмотрел это название в словаре, сказал ему, что оно служит собирательным названием меха, волос и шерсти млекопитающих. Она открылась всего шесть месяцев назад, и ее внутренний интерьер был отделан в стиле хай-тек и очень напоминал внутренности компьютера. Но здание, в котором она размещалась, было таким же древним, как и любой дом в этой части Кингсмаркхэма на Хай-стрит, и узкой, крутой лестнице, по которой поднимался Бёрден, было добрых полтораста лет. Судя по червоточинам в ступеньках, долго она не продержится. Если б женщина, спускающаяся по ней, не была такой же худой, как Майкл, они бы с трудом разминулись, так как никто из них не был готов отступить назад. Дверь наверху оказалась приоткрытой. Звонок отсутствовал, и поэтому инспектор распахнул ее и вошел, крикнув: «Есть кто-нибудь?»

Он очутился в прихожей, где не было никакой мебели, если не считать напольных подушек и какого-то предмета, свернутого до размера большого чемодана и напомнившего ему переносную скамейку, которую он однажды одолжил, чтобы поклеить обои – только этот предмет больше походил на массажный стол. Потолок был неумело разрисован знаками Зодиака, а на стенах висели странные плакаты: на одном была изображена пара сапог, из которых не торчали ноги, но зато были четко видны отдельные пальцы ног с ногтями на них. Вексфорд объяснил бы ему, что они взяты из картины Магритта[4]. На втором плакате были нарисованы коты в сапогах верхом на белых конях. Бёрден вспомнил, что Клиффорд Сандерс рассказывал ему о своих ощущениях, и подумал, что именно так он чувствует себя здесь – чувствует угрозу.

Дверь в противоположном конце комнаты открылась, и в нее очень неторопливо вошел человек. Он остановился сразу же у двери, сложив руки. Это был невысокий мужчина очень плотного сложения, но не толстый: небольшой живот не соответствовал ширине его плеч и бедер. Его волосы – «волосяной покров», невольно подумал Бёрден – были темными и кудрявыми, длинными и густыми, как у женщины, и начинались низко надо лбом. Каштановые кудрявые бакенбарды соединяли их с округлой лохматой бородой, которая, в свою очередь, соединялась с густыми, скорее рыжими усами. Можно было видеть очень небольшую часть его лица – только нос с удивительно острым кончиком, тонкие губы и пару темных глаз, похожих на глаза злобного животного.

По телефону инспектор назвал свое полное имя, но Олсон протянул руку и произнес:

– Входите, Майкл… или Майк?

Бёрден чувствовал старомодную и, как говорила его жена, смехотворную антипатию к людям, которые называли его по имени, если они не входили в число его друзей. Но полицейский также сознавал, как глупо он при этом выглядит, настаивая на чувстве собственного достоинства в общении с современником, и поэтому только пожал плечами и последовал за Олсоном… куда? В комнату для консультаций? В медицинский кабинет? Там стояла кушетка, и все помещение было так похоже на знаменитую комнату в музее Фрейда в Лондоне, где в свое время Бёрден побывал с Дженни – похоже даже разложенными там и сям восточными ковриками, – что он сразу понял: здесь пытались создать ее копию. Кроме кушетки комната была заставлена дешевой, уродливой мебелью и увешана плакатами, в том числе плакатом против использования атомного оружия, изображавшим опустошенный земной шар, а над ним цитата из Эйнштейна: «Высвобождение силы атома изменило все, кроме нашего мышления, и поэтому мы движемся к не виданной ранее катастрофе». Этот плакат почему-то напомнил Бёрдену об Вексфорде, и он подумал, что его начальник отнесся бы к этому человеку гораздо более непредвзято… но все же, как можно в его возрасте побороть свои предубеждения?

Серж Олсон сел у изголовья кушетки – несомненно, это было его обычное место. Он смотрел на Бёрдена и молчал – опять-таки пауза была для него привычной.

Майкл заговорил:

– Как я понимаю, мистер Клиффорд Сандерс – один из ваших пациентов, доктор Олсон.

– Да, он мой клиент, – ответил психотерапевт.

Опять это слово! Пациенты, покупатели, постояльцы отелей – все они в современном мире стали клиентами.

– И я не доктор, – продолжал Серж.

Это сразу же напомнило Бёрдену негодующие статьи, которые он читал, – посвященные людям, оказывающим различные виды психиатрической помощи без медицинского образования.

– Но у вас есть какая-то квалификация? – уточнил полицейский.

– Диплом психолога.

Олсон говорил экономно и спокойно. Он не пытался оправдываться или объяснять что-либо. Вот он весь – принимайте его таким, как есть. Такая манера всегда производит впечатление прозрачной честности, и поэтому она сразу же вызвала у Майкла подозрение. Пора бы ему спросить у полицейского, зачем тот хочет с ним поговорить – этот вопрос всегда задают на этом этапе, – но Олсон не задавал его, он просто сидел. Сидел и смотрел на Бёрдена со спокойным интересом, почти с сочувствием.