– Уверен, что у вас существует свой кодекс профессионального поведения, – произнес инспектор, – и поэтому я не стану – по крайней мере, на данном этапе – просить вас открыть мне возможный диагноз… личности мистера Сандерса. – Он считал, откровенно говоря, что проявляет великодушие, и ему не понравилась легкая улыбка Олсона и наклон его головы. – Меня интересуют более практические вещи: время последней консультации с вами мистера Сандерса. Насколько я понял, у него была назначена встреча с вами на пять часов, которая продолжалась один час, и он ушел от вас в шесть часов?

– Нет, – ответил психолог.

– Нет? Это не так?

По-видимому, полностью владея собой, Олсон перевел взгляд на серый, усеянный кратерами земной шар и предсказание Эйнштейна.

– Клиффорд, – сказал он, – обычно является в пять, но иногда мне приходится просить его перенести встречу, и в прошлый четверг так и случилось. Я читал лекцию в Лондоне в семь тридцать, и хотел создать себе запас времени.

– Вы хотите сказать, что мистер Сандерс не приходил к вам в прошлый четверг?

Возможно, Серж был из тех людей, которые всегда снисходительно улыбаются в ответ на ненужное проявление тревоги. Его улыбка была еле заметной и немного грустной.

– Он приходил. Я просил его прийти на полчаса раньше, и он фактически пришел примерно на двадцать минут раньше. И ушел от меня в пять тридцать.

– Ровно в пять тридцать, мистер Олсон? Или после различных прощальных фраз и назначения следующей встречи и тому подобного, было, скажем, почти без двадцати шесть?

Психолог снял наручные часы, положил их на стол рядом с собой и, показав на них пальцем, сказал:

– В пять тридцать я беру со стола часы и говорю клиенту – в данном случае, Клиффорду, – что время истекло и мы увидимся на следующей неделе. Нет никаких прощальных фраз.

Дженни, жена Бёрдена, во время беременности ходила к психоаналитику. Интересно, у нее тоже так было? Полицейский осознал, что никогда у нее об этом не спрашивал. Надо ли ложиться на эту кушетку? Или кушетка не для того, чтобы на ней лежать? Разговариваешь ли потом с терапевтом и открываешь ли ему свою душу, рассказываешь о самом сокровенном, а он играет роль огромного, безликого уха? Бёрдон, хоть Олсон ему не нравился и не вызывал у него доверия, внезапно понял, что именно это и требуется.

– Значит, Клиффорд Сандерс ушел отсюда ровно в пять тридцать? – повторил инспектор.

Его собеседник равнодушно кивнул, и у Майкла не было никаких оснований ему не верить. Он задал новый вопрос:

– А потом вы ездили в Лондон? Где вы были, где читали лекцию?

– Я уехал отсюда и пешком дошел до вокзала – хотел успеть на поезд в шесть семнадцать, который приходит на вокзал Виктория в десять минут восьмого. Моя лекция была посвящена факторам составления прогноза, и я читал ее членам Ассоциации столичных психотерапевтов в помещении Ассоциации в Пимлико. Я поехал туда на такси.

По-видимому, этот человек был абсолютно уверен в себе. Бёрден пристально посмотрел на него и спросил:

– Вы можете привести какую-нибудь причину, мистер Олсон, почему Клиффорд Сандерс мог сказать нам, что ваша встреча с ним продолжалась с пяти до шести часов и что он ушел отсюда в шесть?

Сейчас он скажет мне, что ему угрожали, подумал Майкл; будет говорить об угрозах, об оборонительном поведении и прогнозах. Но вместо этого Серж встал, подошел к очень неопрятному письменному столу, который, наверное, раньше служил кухонным столом, и медленно перелистал страницы блокнота, куда записывал назначенные встречи. Казалось, он старательно изучает одну конкретную запись. Потом психолог бросил взгляд на наручные часы, улыбнулся каким-то своим мыслям, закрыл блокнот и, по-прежнему стоя, повернулся к Бёрдену.

– Возможно, вы этого не знаете, Майкл. Возможно, вы никогда не задумывались над тем, какую большую роль играет время в психике человека. Не будет преувеличением высказать предположение, что оно, возможно, является еще одним архетипом Юнга в коллективном бессознательном. Несомненно, для некоторых оно может быть одним из аспектов Тени.

Инспектор уставился на него с глубоким непониманием, доходящим до отвращения.

– Давайте назовем его Временем, с заглавной буквы «В», – продолжал Олсон. – Его изображали богом в колеснице с крыльями, и его олицетворял «Старый Папаша Время» – надеюсь, вы встречались с ним. Некоторые люди превращаются в рабов времени, этого старика с черепом вместо лица и серпом в руке, этого бога в крылатой колеснице, спешащего за ними. Они – его слуги и начинают очень тревожиться и даже страдать, если не оказываются на месте, не успевают в нужное время, чтобы склониться перед ним и выполнять его повеления. Но есть другие люди, Майкл, которые ненавидят время. Они боятся его, и поскольку этот страх так велик и вездесущ, им не остается ничего другого, как загнать его назад, в подсознание. Оно слишком их пугает, и поэтому они избавляются от него. Результатом, конечно, является полное незнание Времени, мир, в котором его нет. Для них часы и половинки часов не поддаются подсчету. Это такие люди – и мы все их знаем, – которые никогда не могут встать по утрам, а по ночам всегда поражаются, что уже три или четыре часа, когда ложатся спать. Чтобы не опоздать на свидание, от них требуются почти сверхчеловеческие усилия. Их друзья это постепенно понимают и приглашают прийти за полчаса до начала вечеринки. Что же касается способности запоминать время – просить их вспомнить точное время какого-то события почти равноценно насилию.

Бёрден заморгал. Однако он уловил суть этого монолога.

– Вы хотите сказать мне, что эти регулярные встречи в пять часов с Клиффордом Сандерсом были фактически назначены на четыре тридцать? – переспросил он.

Олсон кивнул с улыбкой.

– Но мне казалось, будто вы сказали, что встреча с ним была назначена на пять часов? – продолжил расспросы полицейский.

– Я сказал, что он приходит в пять – это не совсем одно и то же.

– Значит, в прошлый четверг, когда вы ему позвонили, вы попросили его прийти в четыре часа?

– И он пришел на десять минут позже. То есть как я уже сказал, около четырех сорока. – Теперь на лице Сержа появилась искренняя добродушная улыбка. – Вы считаете, что я нечестен с моими бедными клиентами, правда, Майкл? Что я потворствую их неврозам и таким образом лишаю их основного человеческого достоинства – не так ли? Но видите ли, мне тоже нужно жить, и приходится признавать Время в качестве фактора моей жизни. Я так же не могу позволить себе потерять полчаса Времени, как и один из его самых смиренных рабов.

«И я тоже», – подумал Бёрден и поднялся, чтобы уйти. Провожая его к выходу, Олсон почти нежно обнял его за плечи рукой, повергнув полицейского в смятение.

– Уверен, Майкл, вы не пожалеете, если придете на занятие.

Инспектор посмотрел на него, а потом на кушетку и апломб отчасти вернулся к нему. Он ответил довольно саркастическим тоном: