в очереди за бургерами и наблюдал картину – люди с зубочистками в макушках дружным строем спускаются по трапу теплохода.

Ко мне подошёл Отто и спросил:

– А ты не хочешь к ним присоединиться? – он показал на сходящих с теплохода.

– Пожалуй, нет, – ответил я.

– Не веришь в просветление?

– Не верю в такой способ его достичь.

Отто посмотрел на меня, как мне показалось, с интересом, чего раньше я за ним не замечал. Обычно Отто вообще не обращал на меня внимания.

– Если передумаешь, скажи.

– Не передумаю, – ответил я.

– Не зарекайся.

На нижней палубе я столкнулся с братьями Фот. Кевин, видимо уже опорожнив урну для пожертвований, пересчитывал купюры.

Прежде чем уйти, я решил всё-таки отведать знаменитых бургеров. Я взял один на чёрной булке с кунжутом с интересным названием – «я есть то» – и картошку фри. Ну, что могу сказать? Бургер оказался великолепным. Вкусным настолько, что я стал понимать, почему сюда постоянно такая очередь, и даже проникся некоторым уважениям к братьям Фот, если они, конечно, принимали участие в разработке меню.

Когда я закончил с едой и спустился по трапу, Отто окрикнул меня с верхней палубы.

– Слушай, я зайду к тебе сегодня вечером? – спросил он.

– Да, конечно.

– Договорились.

Признаюсь, мне стало немного не по себе оттого, что Отто придёт ко мне домой, но одновременно с этим было очень интересно, о чём он хочет поговорить. Непонятно, о чём ему со мной вообще может быть интересно разговаривать. Я было подумал, что речь пойдёт о Думкиной, может, она рассказала Отто про нас, и здесь банальная ревность, но эту мысль я сразу же отмёл. Не было похоже, что Отто вообще способен чувствовать хоть что-то похожее на ревность. Я начал задаваться вопросом: а испытывает ли Отто эмоции вообще и есть ли у него иные желания, кроме безмерного поглощения информации, получения новых знаний и обучения новым умениям? То есть я думал, а есть ли в Отто хоть что-нибудь человеческое. И можно ли назвать его выдающимся человеком, если не найти в нём это самое – человеческое? Может, по-настоящему великим, настоящим сверхчеловеком можно стать, только отринув всё человеческое, уничтожить все свои эмоции, или нужно родиться таким сразу? Хотя, наверное, зная такого человека, как Отто, надо говорить – не родиться, а появиться. И эта разница между родиться и появиться теперь не удивляла меня, а по-настоящему пугала.

Глава пятая

Отто не пришёл ни на следующий день, ни через неделю. Он появился, когда я уже перестал ждать его визита, когда майские праздники в городе М. подходили к концу – девятого, ровно после парада. Он был одет в строгий костюм, в очень дорогой строгий костюм. Не знаю, как это получается у тех, кто такие костюмы шьёт, чтобы сразу видно было, дескать, дорого. И вроде ткань не трогаешь, и вроде цвет такой же, как и у дешёвого костюма, но всё равно понятно, что такой не купишь за разумные деньги. В руках Отто держал табличку, с которыми девятого мая люди участвуют в акции «Бессмертный полк». На фотографии красовался Иисус Христос в форме Красной армии времён Великой отечественной войны. Капитанские погоны, полный кавалер Ордена славы, орден Великой отечественной, орден Красной звезды, звезда Героя СССР, орден Ленина и почему-то немецкий Железный крест.

– Глумишься? – спросил я.

– Нисколько, – ответил Отто и вошёл в квартиру.

Он снял туфли, аккуратно поставил их в сторонку и вопросительно посмотрел на меня.

– Чай? – спросил я.

– Кофе.

Отто прошёл в комнату и вальяжно развалился на диване. Он протянул мне табличку с Христом.

– Поставь куда-нибудь.

Я поставил героя Советского Союза в угол и пошёл на кухню ставить чайник.

– Что за прикол? – спросил я, вернувшись в комнату.

– Никакого прикола, – ответил Отто. – Я люблю эту акцию. Только вот, как сам знаешь, я не могу прикрепить к табличке фотографию своего родственника. А Иисус точно на той войне был. Стоял во главе войск с обеих сторон и молился, чтобы и там и там погибло как можно меньше людей.

– Это ты про фашистов? Про тех, кто живьём детей и женщин в сараях сжигал? За них он молился?

– И за них тоже, если, конечно, в принципе верить в концепцию христианского Бога.

– Глумишься всё же.

– Ладно.

  

Сколько там прошло с того времени, как появился Отто? Год с небольшим? В день, когда он сидел на кухне и не мог сфокусировать взгляд на реальности, что заключалась в чашке с молоком на столе, мне казалось, что ему лет двадцать. И теперь он, конечно, не постарел, но всё равно не покидало ощущение, что он очень резко и за короткий срок стал намного старше. В Отто больше не было нелепости, наивности, сейчас в нём ясно читалась скрытая мысль. Чтобы вы понимали – это как смотришь на человека и видишь, что он что-то задумал. Вот и меня не покидало ощущение, что Отто что-то задумал, и такое, что разгадать с наскока не получится.

  

– И что, никто не обратил внимания на твоего деда, которому спасибо за победу, на фотографии? – спросил я.

– Конечно, нет. Люди вообще мало что замечают, особенно когда оно происходит прямо перед их носом.

– Это почему?

– Потому что они не хотят замечать. Они хотят интерпретаций. Для них важен не факт и не процесс, но то, как это можно преподнести. Вот смотри, если кто-нибудь меня на шествии сфотографирует и выложит в фейсбуке фотографию, а лучше если видео в ютьюбе, а ещё лучше, если это будет не только видео, но и комментарий к нему, тогда полыхнёт и забурлит в массах. Потому что некто объяснил, как именно нужно реагировать на визуальный ряд. Я уверен, что кто-нибудь да видел меня с Иисусом, но не знал, как реагировать, потому что никто не сказал, как и что нужно думать по этому поводу, а собственное мнение нынче не в цене. Нужна подоплёка и доминирующие смыслы, а доминирует сейчас только один смысл – ненависть.

– Почему ненависть? Кто кого ненавидит? Я вот никого не ненавижу.

– Ненавидишь, обязательно ненавидишь, ты даже меня ненавидишь, хотя не понимаешь за что. Самое удивительное в твоей ненависти то, что ты не понимаешь, а я знаю точно – за что.

– Ага, давай просвети.

– За то, что борешься с ревностью.

– Ревную?

– Нет, за то, что приходится бороться с ревностью. Ревность сама по себе эмоция неплохая. Природа у неё точно такая же, как у любой другой эмоции, одинаковые энергии – ты ненавидишь меня,