– Ну, это уже сложнее, – рассмеялась Настя. –Поскольку вы по образованию технарь, то вопрос с математикой решился просто. Акак вы намерены проверять мое актерское мастерство?

– Я подумаю. Если вы наелись, может быть, пойдем?

Понятно. Здесь нет того, кого он ищет. Сейчас он поведет еееще куда-нибудь.

– Куда? – невинно спросила она. – На улицетридцать градусов мороза. Вы что же думаете, я силой своего актерского талантамогу заставить себя умирать от жары в такой холод? Мне даже системаСтаниславского не поможет.

– Пойдем еще куда-нибудь. Мне здесь надоело. Найдем другоезаведение.

Они поднялись, застегнули куртки и стали пробираться квыходу. Двое из «Волги» тоже засобирались. У них оставалось еще по полкружкипива, и Настя краем глаза видела, как они допивали янтарную жидкость огромнымиторопливыми глотками. А что, не пропадать же добру, коль уплачено.

После жаркой душной пивнухи стоящий на улице мороз показалсяНасте приятной свежей прохладой. Они прошли буквально несколько метров, онадаже не успела начать мерзнуть в полное удовольствие, когда Павел шагнул всторону и толкнул дверь еще одного заведения. Это тоже оказался бар, но уже непивной. Здесь обстановка была куда более цивилизованная, и потише, и почище, идаже было где куртку повесить. Народу, правда, тоже было немало, но им удалосьнайти свободный столик.

– Зачем мы сюда пришли? – с недоумением спросила Настя,когда они уселись. – Вы же не пьете ни кофе, ни спиртное. А здесь, кромеалкоголя и кофе, ничего нет.

– Можно взять сок. А вы кофе любите, вот и пейте наздоровье. И кампари здесь есть.

– Вы что, решили сделать мне приятное?

– Не хочу пользоваться вашими бескорыстными одолжениями. Вычестно рассказали мне про то, как отличить правду от лжи, и я должен с вамирасплатиться, если уж не деньгами, то хотя бы тем, что буду потакать вашимжеланиям.

– Пашенька, вы – прелесть, – расхохоталась Настя.

На его лице впервые за два дня мелькнуло какое-то слабоеподобие улыбки.

– Я оценил ваши самоотверженные усилия по моему спасению ираскаялся. Не хочу, чтобы вы считали меня неблагодарным. Я действительнопризнателен вам за то, что вы приехали меня встретить, хотя, может быть, это неочень заметно. Что вам принести?

– Кофе, пирожное и мартини. Если мартини нет, тогда кампари.

Она протянула ему несколько купюр.

– И не забывайте о себе. Я понимаю, вас коробит от того, чтоя каждый раз даю вам деньги, но вам придется с этим смириться. Просто помните,что это не мои деньги, а моего нанимателя. И платит он их не мне за красивыеглаза, а фактически вам. Вы ему нужны, и он готов на это потратитьнеограниченные суммы. Так что вы имеете на эти деньги такие же права, как и я.

Он слегка кивнул и отошел. Настя не спускала с него глаз.Так и есть, он снова начал оглядываться, при этом смотрел не столько на вход,сколько на дверь служебного входа. Совершенно точно, он кого-то ищет. Кого-то,кто, по его представлениям, должен работать в районе этой улицы в недорогомзаведении. Бармен? Мойщик посуды? Кулинар? Швейцар? Официант? Грузчик? Или кто-тоиз хозяев? Любопытно, много ли на этом проспекте подобных заведений. Так ипридется ходить из одного в другое? Черт знает что. Ничего не попишешь, надоделать вид, что она верит в его благородные порывы. Нельзя быть слишком умной ине в меру наблюдательной. То, что она ему демонстрирует, пока вполнеукладывается в особенности мышления человека с математическим образованием. Вотв этих рамках и надо держаться.

Павел вернулся, и Настя сразу поняла: что-то случилось. Лобего снова был в испарине, губы сжаты в узкую полоску, глаза полузакрыты. Нашел,что ли?

Ей он принес чашку кофе, эклер и стакан с мартини, себе –бутылку пепси-колы. Принимая у него из рук чашку, она случайно коснулась егопальцев. Они были ледяными.

– Пашенька, мне начинает нравиться ситуация, когда выдемонстрируете мне свою благодарность, – произнесла она как ни в чем небывало. – Что еще я должна сделать, чтобы вы продолжали оставаться такимже милым?

Он не ответил. Теперь Сауляк снова сидел, скрестив руки нагруди и закрыв глаза. Лицо опять стало сероватым и болезненным, как недавно вгостинице.

– Павел Дмитриевич, вы меня слышите? Вам нехорошо?

Он медленно поднял веки и отрицательно покачал головой.

– Я в порядке.

– Вид у вас совсем больной. Что с вами?

– Я же сказал, я в порядке.

Опять-снова-сначала! Только что был вполне нормальнымсобеседником, даже шутить начал, еще немного – и улыбаться бы стал. И вдругтакая перемена. Руки его сжались в кулаки с такой силой, что костяшки побелелии, казалось, вот-вот должны были прорвать тонкую кожу.

– Ну как хотите, – пожала плечами Настя, надкусываяэклер. – Будете продолжать строить из себя принца в изгнании?

Сауляк маленькими глоточками отпивал из стакана пепси-колу,уставившись невидящими глазами куда-то в угол зала. Настя обернулась, но ничегоинтересного не увидела. Она поймала себя на мысли, что даже забылапоинтересоваться преследователями. Два дня показали, что Сауляк был прав:тактику она избрала правильную. Кардинальных мер к ним применять не будут, покрайней мере пока. Но что их ждет в Москве – неизвестно. Поэтому расслаблятьсянельзя, нужно играть в затеянную ею игру до победного конца, до того момента,пока она не сдаст Павла с рук на руки генералу Минаеву.

– Вы правы, – внезапно он поставил стакан на стол иподнялся. – Мне действительно нехорошо. Мне нужно выйти.

– На воздух?

– В туалет. Вы можете быть спокойны, я никуда не сбегу. Еслименя не будет слишком долго – не волнуйтесь, это со мной бывает.

– Я не могу отпустить вас одного.

– Я же сказал – я никуда не денусь.

– А ваши доброжелатели? Или вы о них забыли?

– Возьмите их на себя. Вы же считаете себя великой актрисой.

Настя видела, что ему действительно плохо. И понимала, что,как только они расстанутся, он может стать очень уязвимым. Что же делать?Конечно, можно встать возле входа в туалет, но, если эти парни захотят тудавойти, она не сможет их остановить.

– Идите, – кивнула она, вставая.

Они вместе дошли до выхода из зала. Павел вышел в холл ипошел по направлению к туалету, а Настя повернулась и подошла к столику, закоторым сидели двое из серой «Волги».

– Ребята, дайте выиграть тысячу долларов, – заявилаона, плюхнувшись на свободный стул и без разрешения вытаскивая сигарету излежащей на столе пачки.

– Простите? – вздернул брови мужчина постарше, которыйвчера возле колонии сидел в машине на пассажирском месте.