– Почему вы не выключили свет? – спросил он.

– Чтобы видеть вас. По крайней мере, я не пропущу момент,когда вам станет хуже.

– Не станет, я же вам сказал. Выключайте свет и спите. Вамнадо отдохнуть.

– Ах ты Боже мой, какая забота, – буркнула она,закутываясь в одеяло.

– Выключите свет. Пожалуйста, – попросил он.

Было в его тоне что-то такое, что заставило Настю послушновстать и щелкнуть выключателем. Теперь комната освещалась только светом фонарейи прожекторов, горящих на улице и аэродроме. Заснешь тут, пожалуй, сраздражением подумала она. Самолеты ревут прямо над головой, а на соседнейкровати – тяжело больной человек. Обстановочка для здорового отдыха самая чтони на есть подходящая.

Павел лежал так тихо, что Настя постепенно сталауспокаиваться. Когда у человека что-то болит, он обычно не может лежатьнеподвижно, крутится с боку на бок, пытаясь найти положение, в котором больбудет не так ощущаться. Ей удалось немного расслабиться, и поскольку онапонимала, что заснуть в таком грохоте все равно не сможет, то попыталась хотябы мысли привести в порядок. Она методично, минуту за минутой мысленнопроживала минувший день, вспоминая каждое слово Павла, каждый его жест, каждыйвзгляд. Что нового и ценного она сумела узнать о нем сегодня?

– Настя, – донеслось до нее с соседней кровати.

Она подпрыгнула как ужаленная. За двое суток он впервыеназвал ее по имени. Видно, совсем его припекло. Знать бы только, что именно.

– Да, я здесь, – откликнулась она так же тихо.

– Ты не спишь?

– Нет.

– Посиди со мной.

Уже и на «ты»! Эк вас разобрало, Павел Дмитриевич. Что же стобой происходит, хотелось бы знать.

Настя торопливо откинула одеяло и села на край его кровати.Ледяные пальцы коснулись ее ладони.

– Тебе холодно? – заботливо спросила она. – Почемуты не укроешься одеялом?

– Не надо, все нормально. Просто посиди со мной.

– Хорошо, конечно.

Она легко сжала его пальцы, но уже через секунду Павелвысвободил их из ее руки. Минуты шли, Настя начала мерзнуть, но не смелапошевелиться. Она совершенно не понимала, что происходит, но знала точно, чтонельзя нарушать то хрупкое равновесие доверия-отчуждения, которое вдругвоцарилось между ними.

– Будь я проклят, если я когда-нибудь обижу тебя, –внезапно произнес Павел громко и отчетливо.

Настя с трудом сдержалась, чтобы ничего не сказать в ответ.Только нашла в темноте его руку и легко погладила холодные пальцы.

– Ложись, – сказал он уже тише. – Не обращай наменя внимания, я несу всякий бред. Ложись.

Она молча встала и перешла на свою кровать. До самого утраон больше не произнес ни слова.

* * *

Около восьми утра ожил и захрипел стоящий на шкафурадиоприемник, подключенный к трансляционной сети аэропорта.

– Внимание! Пассажиров рейса 726, следующего по маршрутуСамара – Екатеринбург, просят пройти в здание аэропорта на регистрацию.Повторяю. Начинается регистрация билетов и оформление багажа пассажиров,следующих рейсом 726 Самара – Екатеринбург. Вылет рейса в десять часовпятьдесят минут.

Они быстро вскочили и начали собираться.

– Как вы думаете, у меня есть время принять душ? –спросил Павел.

Ого, опять на «вы». Застеснялся собственной слабости,проявленной вчера вечером? Это бывает. Что ж, решила Настя, не будем упираться,пойдем у него на поводу.

– Вполне, – разрешила она. – Минут двадцать ввашем распоряжении.

Он прошел в ванную, но дверь опять не запер. Вышел он минутчерез пятнадцать, чисто выбритый, и выглядел более чем удовлетворительно. Вовсяком случае, глядя на него, никто не сказал бы, что накануне этот человекперенес сильный приступ какой-то болезни.

Дальше все пошло на удивление гладко. Самолет действительновылетел из Уральска в одиннадцать часов, а около половины второго они ужеполучили новые паспорта и билеты на рейс Екатеринбург – Волгоград. Поздновечером, поднявшись на борт самолета, который должен был доставить их изВолгограда в Москву, Настя немного перевела дыхание: кажется, все идет безсбоев. Вокруг не было ни одного знакомого лица, даже Короткова не видно. Этоправильно, Сауляк не должен сомневаться в том, что им удалось оторваться, аведь Юру она выдавала за одного из преследователей.

– Ну вот, Павел Дмитриевич, – сказала она, когдастюардесса объявила, что самолет пошел на посадку, – осталось последнееусилие – и все закончится.

– Нас будут встречать в аэропорту?

– Боюсь, что нет. Мне придется довезти вас до места самой.

– Уже ночь, транспорт не ходит. Или за два года вы в Москвеэту проблему решили?

– В аэропорту должна быть машина на стоянке.

– Может быть, вы хотя бы теперь скажете мне, к кому вы менявезете?

– Не могу, – она покачала головой. – А вдруг вамэто не понравится? Сбежите еще. Обидно же, когда после стольких мытарств я васпотеряю на последних метрах дистанции. Доедем – сами увидите. По крайней мере,вы можете быть уверены в том, что этот человек не вынашивает гнусный замыселизбавиться от вас, иначе он не стал бы пытаться помешать тем, кто хочет этосделать. Так что на ближайшую перспективу жизнь вам гарантирована.

– Очень обнадеживающе, – усмехнулся он. – Дайтеруку.

– Зачем? – удивилась она. – Гадать будете?

– Помогу вам. Вы же плохо переносите снижение.

– Откуда вы знаете?

– Это очень заметно. Мы же не в первый раз летим с вами всамолете. Давайте руку, не бойтесь.

Настя послушно протянула ему руку. Пальцы у Павла оказалисьна этот раз теплыми. Он двумя руками ощупал ее кисть, нашел какую-то точку исильно нажал. В первый момент Настя вздрогнула от боли, но уже в следующуюсекунду почувствовала, что дурнота стала отступать. Сауляк не выпускал ее рукуиз своих ладоней, и она с удивлением поняла, что его странные манипуляции даютхороший эффект. Даже тяжесть, давящая на уши, прошла. Она прикрыла глаза ирасслабленно откинулась на спинку кресла. Руки и ноги налились тяжестью, она неспала уже третью ночь подряд и теперь ощутила это в полную силу. Дремотасковала ее, стало тепло и спокойно, и Насте захотелось, чтобы это никогда некончалось. Так и сидела бы в кресле, согревшаяся, спокойная и расслабленная, ине беспокоилась ни о чем…

– Подъем, – услышала она голос Павла у себя надухом. – Мы прилетели.

– Господи! – испугалась она. – Я что, уснула?

– Еще как. Даже стонали во сне.

– Но хотя бы не разговаривала?