— Да, я в курсе, — кивнул Озеров. — Ну и что ты намерен делать, когда уйдешь на гражданку?

— Честно говоря, не знаю еще, — задумчиво пробормотал я, затем добавил. — Мне тут стало известно, что скоро на ЧАЭС будет очередная вводная.

— Да? — брови у Озерова поползли вверх. — Что тебе об этом известно?

— Я что-то слышал про конец апреля. Но это между нами, все-таки информация…

— Понимаю. Действительно, интересно, — старлей тут же записал себе что-то в рабочую тетрадь. И ты тоже будешь принимать там участие?

— Не знаю. Если и так, то уже как гражданское лицо, — тяжко вздохнул я, создавая впечатление глубоко разочарованного человека.

— Ну, ясно.

Разумеется, про вводную относительно АЭС, я придумал. И не просто так я упомянул конец апреля — это, своего рода, маленькая страховка на случай, если будут вопросы. Со своими сослуживцами я поговорю.

Мы болтали еще около получаса, затем я спросил у него разрешения воспользоваться телефоном.

— Бери, — махнул рукой офицер. — Дай угадаю, Петрову будешь звонить?

— Ну да.

Я набрал номер. Пошел гудок.

— Да? — раздался оттуда странный голос, принадлежащий вовсе не Андрею.

Лишь через секунду я опознал голос Григория. То ли он его намеренно коверкал, то ли через трубку голос сам по себе был искаженный.

— Это Савельев! — коротко произнес я.

— А! Привет, Алексей, — голос у Гриши стал мягче. — Ты куда пропал? Мы уж подумали, что с тобой что-то случилось.

— Обстоятельства, — вздохнул я. — Где Андрюха?

— Так нет его. Три дня назад его срочно вызвали в Москву. Отпуск закончился, а других вариантов не было. Но он обещал вернуться, как только появится такая возможность.

— Хреново, — вздохнул я. — У меня тоже плохие новости. Меня комиссуют из армии. С первого февраля, с армией — все. Мне нужно связаться с Андрюхой.

— А вот это действительно плохая новость! Погоди, я продиктую телефон, по которому с ним можно будет связаться.

— Какие у вас новости? — между делом поинтересовался я. — Что по Клыкову?

— Гиблое дело. Сплошная путаница. Мы проверили пропуска в архивах — ничего не сохранились. Их уничтожают в течении месяца-двух.

— А в медсанчасти?

— Тоже самое, — выдохнул Григорий. — Карточка осталась, но фотографии там нет. Хотя ответственная за архив клянется, что все карточки у них были с фотографиями.

— Выходит, фото сняли с карточки уже позже?

— Именно. Клык, если это он, вытащил фото из архива. Подчищал следы, на всякий случай.

— Ясно. Телефон нашел?

— Да, записывай.

Хоть я и говорил негромко, Озеров все слышал. Конечно, ничего особо секретного я не сказал, даже наоборот.

Положив трубку, я поинтересовался:

— Спасибо. Разрешите идти?

— Давай, Савельев.

Покинув канцелярию, я отправился в каптерку — в роте вариантов пересидеть было совсем немного. За прошедшие две недели я много чего обдумал и пришел к выводу, что вдвоем с Андрюхой мы не справимся. Нужны помощники.

С одной стороны, это правильно — чем больше людей делает то же самое, что и ты, тем больше уверенность. Но с другой стороны, мне что, дать объявление в газету? Мол, так и так, собираю отряд для противодействия диверсионной группе, которая собирается взорвать один из реакторов на Чернобыльской электростанции… Бред же, ну! За мной сразу приедут, причем неизвестно кто быстрее — милиция, чекисты или психушка.

И все же кое-какие мысли по этому поводу у меня были. Однако пока я не встречусь с Андреем, рано что-либо пытаться предпринять, нужно согласовать с ним все моменты. Теперь получалось, что наоборот, чем быстрее меня уволят, тем быстрее я смогу что-либо предпринять. Ведь как только я окажусь на гражданке, сразу могу приступить к решению проблемных моментов.

Все оставшееся время я посвятил тому, чтобы максимально взять от тренировок все, что только можно. Пахал и тренировался как проклятый. Разумеется, преподаватели это дело заметили — мои результаты и без того были на уровне, а теперь и вовсе «пробили потолок». Меня ставили в пример, что нравилось немногим, но мне было как-то все равно.

Однажды, кто-то из нашего взвода взял да и ляпнул, что это мои последние дни на военной службе. Преподаватель по рукопашному бою отреагировал неожиданно, что сбило меня с толку.

— Полагаю, вас переводят в другое, более перспективное подразделение?

Ответить на это мне было нечего. Конечно, где-то меня посещала мысль, что вся эта карусель с увольнением по состоянию здоровья это очередная уловка ребят из комитета. Но я быстро отказался от этой мысли, особенно после того, как меня вызвал капитан Потапов.

— Так, Савельев! — он посмотрел на меня с недовольством. Впрочем, точно так же, как и за последние недели. — Тебя к телефону. С тобой хочет говорить человек из комитета государственной безопасности. Постарайся вести себя достойно!

Я не сдержался и фыркнул — можно подумать, я неадекватный психопат, который совершенно не умеет разговаривать с людьми. Командир посмотрел на меня уничтожающим взглядом, но промолчал.

Взяв трубку, я услышал знакомый голос. Это был Лисицын.

— Привет, Савельев! — прилетело оттуда. Далее его голос стал значительно тише. — Узнал?

— Разумеется.

— Я намеренно представился человеком из КГБ. У меня не было другого способа связаться с тобой, кроме как вот таким образом. Не суть. Короче, слушай, тебя комиссуют не просто так. За этим стоит твой старый знакомый, Иванец Павел Сергеевич. Подробностей не знаю, но почему-то он сильно точит на тебя зуб. Ранее, его временно отстранили от занимаемой должности, как ты понимаешь, причина на то была. В общем, будь осторожен.

— Спасибо, товарищ полковник! — ответил я. — Буду думать!

Затем, Лисицын без всяких прощаний положил трубку. Посмотрев на Потапова, я понял, что тот с интересом вслушивался в доносившийся из трубки голос.

— Ну, чего смотришь? Кто это был?

— Неважно. Разрешите идти, товарищ капитан? — вместо ответа, произнес я.

Несколько секунд он смотрел мне прямо в глаза, затем процедил:

— Пошел вон, Савельев!

Дважды мне повторять было не нужно — я тут же выбрался наружу и как бы случайно не закрыл за собой дверь. Потапов тут же рванул за мной, и с яростью хлопнул дверью.

Про себя отметил, что наши отношения становились все более лояльными — чем дальше, тем веселее. Ничего, ему полезно. Карьерист хренов, даже не попробовал меня понять — вот она забота о личном составе. Думает только о своей драгоценной шкуре, армии от таких пользы нет.

В тот же день я неожиданно попал во внеочередной наряд по роте, причем не как дежурный, а на должность дневального. Вообще, по уставу было не положено, но так определил ротный. А затем