Оборотень моментально обнял себя руками и отпрянул от меня подальше. Его губы были синими от холода, а в глазах — ни капли хмеля.

— И найди себе уже хорошую женщину, — улыбнулся на прощание, отлетая к распахнутому окну. — Заведи семью, ребятишек… Семья — это хорошо. — Подмигнул и, чтобы Кулак раньше времени не расслаблялся, уже покидая авторитета, тихонько прошелестел: — До встречи…

Решив, что на этом можно и завершить продуктивную ночь, я нащупал связь с собственным телом и вернулся в него. Мгновение спустя открыл глаза, убедился, что нахожусь на территории пансионата и рядом никого, удовлетворённо ухмыльнулся, повернулся на бок и на этот раз уснул нормально.

Хорошо быть всемогущим говнюком…

И почему я раньше это не осознал?

ГЛАВА 6

Утром я проснулся настолько бодрым и довольным, насколько это вообще возможно. Умудрился проспать завтрак, но даже это не омрачило моего прекрасного настроения. Тут же принял бодрящий душ, надел новую черную рубашку, никем лишним не замеченный заглянул в свой номер, оставил в нём ненужные вещи и отправился в город.

О том, что похороны будут именно сегодня, причём ровно в полдень, Михайло рассказал ещё в прошлую ночь (как и остальные подробности), так что сейчас я плотно позавтракал в кафе и двинул в сторону кладбища. В нашем городе их было два: старое, уже давно окружённое домами, на нём практически не хоронили, лишь самых значимых жителей города, и новое — в десяти километрах по северной трассе.

Ну и, как запальчиво признался Кулак, он купил мне местечко на старом, рядом с отцами-основателями и другими знаменитыми мертвецами. Так как тела от меня не осталось, лишь горстка праха, собранная Ниф-Наф-Нуфычами, то хоронить намеревались не полноценный гроб (опять же экономия места), а компактную урну.

Предполагая, что в данном мероприятии примут участие как минимум мои сослуживцы и Михайло, я ошибся раз этак в сто: на кладбище собрался весь район. Отделение прибыло почти всем составом (навскидку не было только оперативного дежурного), Кулак стоял в окружении трёх дюжин подчинённых, чуть дальше рыдали девчонки-стриптизёрши из клуба, утешаемые барменом и охранником, а остальная массовка (человек сто пятьдесят, не меньше) состояла из самых обычных жителей моего участка. Сердобольные бабульки-скандалистки, знающие всё и обо всех, бодрые дедульки-матершинники, рубящиеся по вечерам в домино, скромные бомжи и тихие алкоголики, с которыми я вел еженедельные профилактические беседы, и даже сварливые тётки со своими суровыми мужиками, не раз вызываемые в отделение для составления протоколов о семейном насилии (обеими сторонами).

Это было… неожиданно. Я даже не подозревал, что моя смерть хоть как-то затронет этих людей, тихо ненавидящих меня в спину, а сейчас отчётливо видел слёзы и горе на лице каждого.

Двуличие? Вряд ли. Скорее запоздалое осознание, что при жизни я был не таким уж и дерьмом.

Хтон, а приятно!

Стараясь не сильно выделяться из толпы, я примкнул к работникам клуба, где неплохо примелькался во время попойки с Михайло, и даже пару раз отрывисто кивнул на сдержанные приветствия. Признаться честно, я и сам бы не смог объяснить, что меня сюда привело. Банальное любопытство? Обещание проследить, как именно будут меня хоронить? Или желание ощутить хоть чью-то любовь и привязанность?

Скорее всего понемногу.

Отца я, кстати, так и не увидел, как и мать, но это и неудивительно — я им и при жизни не был сильно нужен, вряд ли хоть что-то изменилось после смерти. Зато заметил ближе к середине церемонии (когда военный оркестр уже исполнил прощальную мелодию и урну с прахом начали торжественно опускать в заранее выкопанную ямку, а я сместился намного левее), что рядом с Кулаком стоит Юматов с Самохваловой-младшей под ручку, а практически напротив них — лорд-инспектор.

Захотелось одновременно протереть глаза и залезть всем присутствующим в головы, чтобы зло поинтересоваться: «Какого Ктулху?!», но вместо этого я дождался завершения похорон и в числе первых двинулся на выход. Несмотря на мою проникновенную просьбу, церемонию прощания всё же превратили в балаган, заставив венками и закидав цветами внушительный участок вокруг захоронения. Ну хоть гранитную плиту поставили, как хотел, всего лишь с краткой надписью, а не пафосный памятник в плачущим ангелом, заламывающим руки.

Никогда не любил (и не понимал) тех, кто пускал пыль в глаза даже после смерти, завещая хоронить себя в золотом гробу и возводить целый архитектурный ансамбль над могилой. Тебе-то какая разница? Ты мёртв! А деньги гораздо нужнее, тем, кто ещё жив. Да тем же сиротам в детском доме!

В общем, я уверенно шёл в сторону ближайшего торгового центра, чтобы слегка развеяться после собственных похорон, когда мне в спину прилетело радостное:

— Линн!

Мысленно чертыхнулся и прибавил шагу, но меня это не спасло. Дарья (а это была именно она) догнала меня настолько резво, насколько вообще позволяли десятисантиметровые шпильки, и нагло повисла на руке, не обращая внимания ни на осуждающие взгляды прохожих, ни на собственный якобы скорбящий вид: черное мини-платье с пайетками, ажурные перчатки до локтя и шляпка с чёрной вуалью.

Вот не тварь ли?

— Ну что тебе? — спросил раздражённо, не став стряхивать с себя прилипалу у всех на глазах. Тем более неподалеку мелькала красная макушка лорда-инспектора, сурово беседующего с Михайло, и не стоило привлекать к себе лишнее внимание.

— Почему ты меня избегаешь?! — надула губы Самохвалова-младшая и прижалась ко мне грудью. — Я искала тебя! Где ты был прошлой ночью?

— Не твоё дело, — мысленно приписал на гранитной плите «Была идеалом сдержанности» и почти спокойно приказал: — Оставь меня в покое. Когда до тебя уже наконец дойдет, что ты меня не интересуешь? Ты глупая, алчная, безответственная пустышка. Да та же Алина по сравнению с тобой…

Скривил губы, не став договаривать, но, кажется, сделал это зря. Ни одна женщина никогда не простит сравнения с той, кого считает ниже себя по всем позициям, не стерпела этого и Дарья. Её густо подведенные глаза сверкнули бешенством, рот перекосило в неприятной гримасе, а она сама яростно взвизгнула:

— Не смей сравнивать меня с этой девкой! — Самохвалова сорвала с головы шляпку и начала остервенело втаптывать её в землю. — Она никто! Слышишь? Труп! Да что вы все в ней нашли? Как помешались! Вшивая участковая с копеечной зарплатой! Ни кожи, ни рожи, ни происхождения! Я! Я лучше неё! В сотни! В тысячи раз! А она труп! Труп-труп-труп!!!

Огибающие нас люди осуждающе зароптали, впрочем, не торопясь затевать скандал на кладбище (хоть за