– Еще раз прошу прощения. В электричке умаялась, она опаздывала, я шла как в полусне и ничего не видела. К тому же уже темно, а тут ты… Зачем вызвал?

Нажимая на кнопку лифта, он буркнул почти неслышно:

– Не здесь. Где это ты была, что на электричке добиралась?

– У двоюродной тетки в деревне, – без запинки солгала Лайма.

– У тетки? – хмыкнул он. – Она у тебя скряга?

– Почему? – хохотнула Лайма.

– Обычно деревенские родственники нагружают сумками с картошкой, капустой, морковкой…

– А… – рассмеялась она. – Так ведь ты меня вызвал, с сумками я бы дольше добиралась, только по перрону шла бы не меньше часа… Ой, где тут у меня ключи… Ага, вот.

В однокомнатной квартире пахло благовониями и эфирными маслами. Лайма обожала экзотические запахи, поэтому нещадно жгла фимиам, который основательно пропитал квартиру, отчего дышалось здесь нелегко. По этой причине Георгий попросил открыть балконную дверь, а от чая-кофе отказался, жестом приказав Лайме присесть. Его серьезная физиономия насторожила. Подозревая, что случилось нечто неординарное, она опустилась на стул, в ожидании замерла, не решаясь спросить, чем он не порадует.

– Сашки нет, – не стал томить он.

– Угу. Значит, она пропала…

– Сашку убили, – без подготовки брякнул Георгий. Лайма содрогнулась, будто в нее выстрелили, а чтоб дикий крик не вырвался, закрыла обеими ладонями рот. – Да, представь себе. Ее зарезали ночью в квартире, которую она снимала, нанесли несколько ножевых ранений. Поэтому Сашка не отвечала на звонки.

Пауза нужна была Лайме, чтобы въехать в сказанное, пока до нее дошло только то, что Сашка убита.

Убита… Как же можно вот так человека?.. Какие б ни были причины, это ужасно, уродливо и противоестественно.

Убита… Сашка! Из их троицы самая-пресамая. Все качества, что есть в арсенале женской половины человечества, были присущи Сашке. Красивая? О, да! Умная? Да, но для себя, для своего удобства, если так можно выразиться. Добрая? Тоже ответ положительный, однако с «но». Сашка добра исключительно к своим, добра и щедра. К тем, кто встречается по жизни мимоходом, она жестока. Цинична? Еще бы. Предприимчива? Конечно. И так можно перечислять до бесконечности.

Пауза настолько была объемна и велика, что эдак просидеть в молчании можно до утра. В планы Георгия долгосрочное пребывание у Лаймы не входило, поэтому он подал голос, правда, тихо, а она все равно вздрогнула:

– Должен сказать, в квартире Сашки что-то искали. Явного бардака не было, но и не заметить обыск менты не могли. Не просветишь меня, что искал у нее убийца?

– Не знаю, – выпалила Лайма.

Георгий не тупица, а она не больно умна, ему не составило труда просчитать по той поспешности, с которой она сказала «не знаю», что девочка лжет. Он ударил ладонями по подлокотникам кресла и поднялся:

– Ладно, я пошел…

– Не уходи! – вскочила она. – Пожалуйста… прошу тебя…

Ух, как его прорвало! Лайма хлопала длинными ресницами, не понимая, чего это Георгий разошелся, он просто шипел (за тонкими стенами соседи живут), изредка переходя на сдавленный крик и размахивая руками:

– Ты охренела? (И куда подевались культура, снобизм, сдержанность?) Зинку грохнули, Сашку пришили… Мент прав, твоя очередь, твоя! А ты дуру из себя корчишь: не знаю! Вы же подружки были! Шу-шу, хи-хи! Дошушукались? Дохихикались, идиотки? Думаешь, я поверю, будто ты не знаешь, за какую очередную шуточку пришили девчонок? И никто не поверит, убийца в первую очередь, так как неплохо вас, идиоток, изучил.

– Гошенька… не буянь… – залепетала Лайма, а он был вне себя:

– Не буянить? Лучше заткнись, дура. (Опять дура.) Из-за вас меня… – Георгий щелкнул языком, резко выбросив вперед руку, будто она с ножом. – Вы же все три штуки вокруг меня вертелись. Знаешь, милая, я не хочу туда, – ткнул пальцем в пол. – Мне что-то жить нравится. Отвечай, куда залезли?

– Гоша… – с готовностью начала было Лайма, а он ее оборвал:

– Только про маньяка не заливай.

– Про какого маньяка?

– Сексуального! Положил Зинку и Сашку не маньяк, кое-кто покруче, итак… Правду, одну правду. Давай, давай, давай…

Георгий потрясал ладонью в воздухе, подгоняя тормозившую Лайму. Сглотнув, так как опасалась разозлить его еще больше, она плаксиво пролепетала:

– Гошенька, клянусь, не знаю. Абсолютно. – Только он хотел взорваться, Лайма упредительно выставила руки, затарахтев: – Вспомни, как они подшучивали надо мной, неужели думаешь, девчонки полностью доверяли мне? Они всегда считали меня недалекой, дурочкой, вон и ты… Гоша, клянусь… Я тоже боюсь, неужели думаешь, лгу тебе?

Он застыл, с прищуром глядя на нее, вроде как оценивал одежду на манекене, однако оценка была не в пользу Лаймы:

– Да уж, вы все три бестолковые дуры, но это образно говоря. А ты из них самая умная. Ты, Лайма, прикидываешься придурковатой. Даже если допустить, что девочки тебя не посвящали в свои секреты, но чтоб ты не подслушала, не пронюхала, чем они дышат, хотя бы из банального любопытства… Не-не, дорогуша, не верю.

Из знакомых Георгий, пожалуй, единственный, кто раскусил ее. Насчет большого ума он, конечно, загнул. Лайма отдавала себе отчет, какова на самом деле, тем не менее успешно дурачила окружающих. На данный момент она не успевала переработать свалившуюся инфу, это как раз доказывало: ее ум слабоват для сотрясений и потрясений, а ужас перед обстоятельствами не позволял выгнать гостя за хамство. По большому счету Лайме не на кого опереться, Гоша не ахти какая опора, но хоть способен узнать много чего полезного, это немало, поэтому терять его нельзя. Залог успешного обмана – стоять монолитом, мол, я действительно без царя в голове.

– Ну, да, да, случалось, подслушивала, только уверяю тебя, мне не удалось узнать их тайны, при мне они не обсуждали интриги. Если б я знала, к чему это приведет… Девчонки ездили в «Сосновую рощу»…

– Где это? Что это? – нетерпеливо перебил Георгий.

– Пансионат. Типа санаторий для больших людей, но давно зачах. Месяц с лишним Беляева Григория Степановича застрелили… база ему принадлежала… а… а девчонки с ним дружили… В общем, у него возникли трения… Я не знаю, с кем, может, вообще ошибаюсь. Вот и все.

Ну и хватит с него, дальше пускай сам разведывает. Георгий, сунув руки в карманы брюк, постоял, раскачиваясь с пяток на носки, – уже хорошо, значит, поверил и убавил пыл. Лайма робко спросила:

– Гоша, а когда Сашу?..

– Первого октября.

– Через два дня после Зины… – минорно произнесла Лайма. Если учесть, что она давно состоит в триумвирате, ей посчастливилось дожить до сегодняшнего дня. – Гоша, а почему об этом милиция ни слова? По поводу Зинки у меня два раза менты брали интервью, а про Сашку – ноль. Тот мент, что ко мне приходил, знал же про Сашку, а?