Софи не ответила.

– В вашем личном деле из МИДа кроме лондонского адреса, к сожалению, уже недействительного, есть адрес в Норфолке. Я поручил своему помощнику разобраться, и как оказалось, прислуга в особняке по тому адресу считает вас погибшей.

Софи опустила глаза.

– Я не осуждаю, – сказал мужчина. – Просто любопытно – зачем.

– Что зачем? – не поняла она.

– Зачем вам понадобилось здесь скрываться.

– Когда брат вернется, тогда и я, – пробормотала Софи. – Чтобы не пришлось оправдываться, чем заслужила право на жизнь одна из всей семьи.

Или жить под гнетом невыносимой вины.

Он хмыкнул и смерил ее таким долгим пристальным взглядом, что ей стало не по себе.

– Не знаю, станет ли вам легче, но все же примите мои соболезнования, – наконец сказал он. – Жаль, что вы потеряли семью.

– Здесь каждый кого-нибудь потерял.

– Да, – согласился он с ноткой безысходной тоски и протянул руку. – Майор Джеймс Рид. Прибыл из Лондона по приказу полковника Мориса Бакмастера. Прошу прощения, что не представился по всей форме. И если невольно оскорбил своими сомнениями в вашем патриотизме.

– Не прибедняйтесь. Оскорбляли вы совершенно сознательно. С целью проверки.

Софи подняла голову и коротко пожала руку.

– Возможно. – Рид все еще к ней приглядывался. – Расскажите про Польшу.

– Что вас интересует?

– Как вы оттуда выбрались.

– Проверка продолжается?

– Возможно, – повторил он.

На Софи вдруг навалилась страшная усталость от бесконечных попыток подобрать такие слова, чтобы не выдать горе и ужас, что терзали ее на каждом шагу.

– Северным путем. Из Гдыни в Копенгаген. Потом в Гётеборг. Потом в Эдинбург. И в Лондон.

Рид задумчиво ее изучал.

– Вас послушать, так это плевое дело.

– Отнюдь, – решительно возразила она. – Приходилось месяцами выжидать удобного момента, постоянно врать, втираться в доверие к нужным людям, надеяться на их щедрость, а когда не получалось – воровать. Смириться с тем, что отчаяние попирает любые нормы морали. Полагаться на чужих людей с их домами, сараями, грузовиками, рыбачьими лодками, зная, что в любой момент тебя могут выдать и с этим ничего поделать нельзя.

– Ну и ну, – вздохнул майор, продолжая пристально ее разглядывать.

– Очень многие ненавидят фашистов и их взгляды, просто помалкивают, но их дела говорят сами за себя. Самое трудное – таких отыскать.

– Но вам удалось. Вы добрались домой.

Софи взглянула в бескрайнюю синеву неба с редкими белыми облачками.

– Слишком поздно.

На этот раз майор воздержался от банальностей, только хмыкнул, не отрывая от нее напряженного взгляда.

Софи вдруг устала от разговора и едва сдержалась, чтобы не броситься прочь из заросшего парка.

– Ну как, майор, прошла я вашу проверку? Можно вернуться к работе? Может, я чего не знаю, но война вроде не закончилась, и я намерена продолжать борьбу.

На губах Рида мелькнула тень улыбки.

– Скажите, Софи, вы бы хотели вернуться во Францию? Или даже в Польшу.

Софи чуть не разинула рот, растерявшись от такого неожиданного поворота.

– Что? Сейчас?

– Сначала придется уладить некоторые вопросы, пройти несколько этапов подготовки и еще больше проверок.

– Где, здесь? В Блетчли?

Рид покачал головой.

– Нет.

– А где?

– Сначала в Суррее, а если продержитесь, то и в Хэмпшире.

– Это мне ни о чем не говорит, – разочарованно заметила Софи.

– Так в общем и было задумано.

– Почему я?

Майор Рид взглянул на документ, что до сих пор держал в руке, но не ответил на вопрос, а только добавил:

– Знаете, Софи Ковальски, по-моему, на этой войне вы оказались не в той битве.

– Я же простая переводчица, каких-то особых умений у меня нет, – вырвалось у неё.

– Не скажите, – усмехнулся он.

– Но не могу же я просто бросить работу в Блетчли.

– Можете, – он взглянул на нее и вручил ей бумагу. – Пока побудете в Блетчли, а когда вашему делу дадут ход, обратного пути уже не будет.

Софи взглянула на документ с четкой надписью «Межведомственное исследовательское бюро» в шапке. Она о таком никогда не слыхала.

– Что это?

– Возможность сделать больше, – наконец улыбнулся майор Рид.

Глава 8

Эстель

ПАРИЖ, ФРАНЦИЯ, 15 июля 1942 года

Эстель рассматривала выходящих из здания вокзала с какой-то зловещей поспешностью путешественников, чего никогда не замечала до начала войны. Из-за этого даже в прекрасное солнечное утро Гар-дю-Нор наводил ужас. Здесь потоки серой чумы стекались в мешанину солдат в форме вермахта, СС и гестапо, разбавленную вкраплениями черных мундиров полиции. Попасть в беду и стать жертвой слепого насилия можно было в самый неожиданный момент.

Гражданские лавировали среди оккупантов, не смея поднять глаз, чтобы не привлекать внимания, на вопросы отвечали односложно и только по необходимости, а документы держали всегда наготове. В эту пору ничего, кроме неприятностей, от парижского вокзала ожидать не приходилось.

Эстель поправила ярко-красные цветы на шляпке и между делом взглянула на часы. Прошлась по тротуару перед вокзалом, неторопливо цокая каблучками и рассматривая редеющую толпу. А вот и он. Минута в минуту.

Из здания вокзала вышел знакомый человек в поношенном костюме с газетой под мышкой и неторопливо направился прямо к ней. Где-то за ним на безопасном расстоянии должен следовать летчик.

Поравнявшись с ним, Эстель еще сильнее замедлила шаг, и Жером на долю секунды перехватил ее взгляд. Когда он прошел мимо, она остановилась, достала из сумочки пудреницу, как бы поправляя прическу, и проследила в зеркальце, как Жером направляется к рядам выстроившихся вдоль дороги велотакси.

В нескольких шагах от нее появился незнакомец в похожем поношенном костюме с такой же газетой под мышкой. Он остановился и поднял голубые глаза, на секунду встретившись с ней взглядом, и отвернулся почти так же быстро, как и Жером. Заметив под видавшей виды шляпой незнакомца пепельно-серое напряженное лицо с темными кругами под глазами, Эстель нахмурилась. Наверняка болен или скорее ранен. Только сейчас, к сожалению, ему ничем не помочь. Раз уж вытерпел всю дорогу от самой Бельгии, придется потерпеть еще немного, а там видно будет, что у него за хворь.

Эстель продолжила свою неторопливую прогулку, сворачивая на запад, подальше от вокзала, на городские улицы. Она еще раз проверила напоследок, не смазалась ли помада, с помощью зеркальца убедилась, что голубоглазый незнакомец не отстал, опустила пудреницу в сумочку и ускорила шаг. Каждая минута опасности быть замеченной в компании человека, наверняка не понимающего ни слова по-французски, казалась вечностью.

Она петляла по улочкам, поглядывая на мелькающие между зданиями купола базилики Сакре-Кёр, возвышающейся на холме к северу отсюда. Здесь, вдали от вокзала, в лабиринте улочек с жилыми домами, магазинами и кафе, она немного расслабилась. Район