седеющий импозантный господин в круглых очках, которого Эстель обожала за спокойный добрый нрав.

– Эстель, – обрадовался ей он. – Говорят, ты завтра придешь на наш маленький праздник. А внучка сказала, еще и с сюрпризом.

– Обязательно. Самой не терпится.

Он окинул ее проницательным взглядом.

– Рашель сказала, у тебя ко мне разговор. Что случилось?

– Я насчет того дела, с которым вы мне помогали, – спокойно ответила Эстель.

– А ты оказала любезность, спрятав столько наших сокровищ. И некоторых пациентов.

– Да. В общем…

Она в нерешительности смолкла. Слово не воробей, вылетит – не поймаешь. Назад пути не будет.

Серж снял очки и старательно протер стекла извлеченным из кармана вышитым носовым платком.

– Эстель, но ведь этим дело не ограничилось, так? – скорее утвердительно, чем вопросительно заявил он.

Она молча кивнула.

– Я бы мог изобразить удивление, но к чему лукавить. – он надел очки. – Так что тебе нужно?

– Врач. Для оказания помощи, чреватой арестом, если об этом узнают. – Она посмотрела ему в глаза. – Можете отказаться, потому что вы нужны своей внучке и дочерям, которые в вас души не чают. Ни осуждать, ни поднимать этот вопрос больше никогда не стану, и забудем об этом разговоре.

– Кто-то ранен?

– Да.

– Тогда о чем разговор, – в его взгляде было столько доброты, что у Эстель защипало в глазах. – Я сейчас, только сумку прихвачу.

* * *

От криков на улице и топота сапог по лестнице Эстель подскочила на кровати, и сердце так бешено заколотилось, что чуть не выскочило из груди.

Она сидела в предрассветных сумерках, не в силах пошевелиться, поверить в происходящее и борясь с отчаянием. Значит, это конец. Сейчас ее арестуют за укрывательство раненого летчика, и все старания и ухищрения, все попытки прикинуться ветреной кокеткой, эксцентричной аристократкой не спасут от злого рока, что надвигается снизу по ступенькам.

Она судорожно вздохнула и заставила себя встать с кровати, кутаясь в халат. Учитывая, что ее ждет впереди, скромничать уже бессмысленно. Покосилась на шифоньер, но приближаться к нему даже не пыталась.

Летчику строго-настрого приказано не высовываться, что бы ни услышал. Если его не обнаружат, останется крохотный шанс спастись, когда Эстель уведут. Кто-нибудь из соратников, прослышав об аресте, вспомнит, что он скрывается у Эстель, и наведается сюда…

Послышался грохот кулаков по двери. Эстель замерла у порога спальни, силясь сообразить, что происходит, потому что ломились не к ней. Похоже, шум доносился с нижнего этажа, усиливаясь эхом на лестнице. Она метнулась к входной двери и выглянула в щелочку. Теперь к суматохе этажом ниже добавились женский визг и плач детей.

Напротив вдруг распахнулась дверь Уайлеров, и из квартиры выскочила растрепанная Рашель, волоча за собой сонную Авиву.

– Рашель? Что происходит? – прохрипела Эстель.

– За нами пришли.

– За кем?

– За евреями, – объяснила бледная как полотно Рашель.

– За Сержем?

– И за женщинами с детьми. Пожалуйста, спрячь Авиву. Там же, где наши картины.

– Что?

– Спрячь ее, – Рашель толкнула девочку в квартиру Эстель. – Обещай о ней позаботиться.

– Что? – повторила Эстель, так крепко хватая Авиву за руку, что та поморщилась.

– Обещай мне, что они ее не найдут. Я ее заберу, как только смогу, а до тех пор позаботься о ней, хорошо? Обещаешь?

– Да, – прошептала Эстель. – Конечно. Обещаю.

Рашель молча кивнула и бросилась обратно к себе. Авива начала хныкать, и Эстель прикрыла дверь, опускаясь перед ней на корточки.

– Крепись, малышка. Пожалуйста, ради меня.

Авива подняла на нее полные слез глаза и прошептала:

– Мне страшно.

Снизу донесся шум бьющегося стекла, а потом леденящий кровь топот сапог по лестнице.

– Идем, – Эстель подхватила Авиву на руки и направилась в сторону спальни. – Я познакомлю тебя со своим другом, – прошептала она. – Он ранен и ему тоже бывает страшно. Сможешь помочь? – спросила она. – Представь, что ты врач.

– Да, – тихонько ответила Авива. – А у него есть собака?

– Не знаю, – сказала Эстель, открывая шкаф и сдвигая в сторону платья. – Спроси сама.

Глядя, как тетя открывает заднюю стенку шкафа, девочка крепко обхватила ее за шею.

Разбуженный шумом летчик сидел на краю кровати, сжимая побелевшими пальцам простыни.

– Что происходит? – хрипло спросил он. – За мной пришли?

– Нет, на этот раз не за вами. Вам ничего не угрожает, пока вы здесь. Но мне нужно спрятать и эту малышку.

Летчик посмотрел ей в глаза и кивнул:

– Понимаю.

Эстель опустила Авиву на пол и присела перед ней на корточки.

– Познакомься с моим другом. Его зовут Жан-Филип. У него болит нога. Пока я не выясню, что происходит, вам придется немножко побыть вместе. Сможешь за ним присмотреть, если он испугается?

– Пожалуйста, – тихо попросил Авиву Жан-Филип.

Авива нерешительно посмотрела на летчика.

– У вас есть собака?

– Есть, – улыбнулся ей он. – Дома целых четыре. И пять сестер, самая младшая твоя ровесница. Хочешь, я тебе о них расскажу?

Авива кивнула и забралась на кровать рядом с летчиком.

На площадке кто-то сердито кричал и молотил кулаками в дверь Рашель.

– Сиди тихо как мышка, – предупредила Эстель, изо всех сил стараясь унять дрожь в голосе. – И что бы ты ни услышала, не высовывайся, пока я за тобой не приду.

Не дожидаясь ответа, она захлопнула потайную дверь, сдвинула одежду на место и закрыла шкаф.

Из коридора доносились гулкие крики, и теперь среди них послышался голос Рашель. На улице стоял гомон множества голосов, перемежающихся плачем детей. Эстель на ватных ногах добралась до окна в гостиной и увидела, как отряд французских полицейских гонит по улице разрозненную толпу, в основном женщин, детей и стариков.

Многие с небольшими чемоданчиками в руках. Возле автобуса, стоящего в конце улицы, тоже виднелись полицейские, заталкивающие людей внутрь. От этой картины к горлу Эстель подкатила тошнота.

Она бросилась через всю квартиру к двери, распахнула ее настежь и чуть не налетела на дюжего полицейского в черном мундире и конфедератке, мрачной тенью нависавшего над площадкой, нетерпеливо постукивая по ладони дубинкой. Он обернулся на шум и уставился ей в лицо.

– В чем дело? – требовательно спросила она. – Что происходит?

– Забираем евреев, – ответил тот, окинув ее наряд плотоядным взглядом. – Их переселяют.

Она плотнее запахнула халат, косясь на широко распахнутую дверь Рашель.

– Куда?

– Вам-то какая разница? Идите домой. Это вас не касается.

– Они же мои соседи.

Ее семья.

– Они евреи, – злобно отрезал он. – Не суйте нос куда не следует, если не хотите попасть под арест.

И для пущей убедительности хрястнул дубинкой по косяку.

– А ну живо!

Из соседней квартиры появилась Рашель с опухшей рассеченной губой.

– А где ребенок? – спросил идущий