– Он спрашивал о газете, – объяснил Наскальный. – Ему была нужна газета.

– Зачем?

– Я не знаю, – развел руками патлатый. – Но вы обратили внимание на то, во что он был одет?

На некоторое время за столом повисла тишина, а затем Колпаков негромко ответил:

– В старую форму офицера НКВД.

Он понял, куда клонит любитель покурить «травку».

– Старая форма… Поиск газеты… – Наркодилер нервно провел рукой по столу, словно хотел смахнуть с него несуществующие крошки. – Вы в кино ходите, господин майор?

– Это чушь, – качнул головой полицейский. – Бред.

«Путешествие во времени? А следующими кто будет? Динозавры?»

– Выключите диктофон, – попросил Наскальный.

Отказывать в просьбе было глупо, поэтому Колпаков кивнул, демонстративно щелкнул кнопкой устройства и подтвердил:

– Все, что вы скажете дальше, в протокол не войдет.

И не лгал, знал, что так будет.

– Закройте дело, господин майор, – произнес патлатый. – Напишите, что киоск сломали неустановленные хулиганы, получите выговор за хреново проведенное расследование и забудьте обо всем. Не ловите того парня.

– Почему?

– Потому, что он – не человек, господин майор. – Наскальный понизил голос и теперь почти шептал: – Вы спрашивали, почему я пришел? Не угрожал ли он мне или моим близким? Ему не надо угрожать, он даже слова не сказал. Он просто на меня посмотрел, и я сделал так, как велено: пошел сдаваться. Это зверь, господин майор, и ловить его не надо – целее будете.

Изолятор, в котором под надежнейшей охраной держали «поющего» Наскального, Колпаков покинул в смешанных чувствах.

С одной стороны, у него не было никаких оснований не доверять истории «простого водилы», ставшего ценным свидетелем: должна была иметься веская причина для того, чтобы Наскальный настолько неожиданно и круто поменял свою жизнь. С другой стороны, причину своего неожиданного преображения патлатый назвал фантастическую. Объясняющую неожиданный кульбит, но фантастическую. И вставлять ее в рапорт Колпаков не собирался, потому что гораздо проще и правильнее написать, что господин Наскальный курнул «травки» с перебором и от пронзивших его чувств раскаялся.

Внезапно.

Как снег под солнцем…

Странное, конечно, предположение, но гораздо лучше, чем появление «нечеловека» в форме офицера НКВД.

Выйдя из изолятора, Колпаков увидел служебный «Форд», за рулем которого скучал Зябликов, уселся на пассажирское сиденье и осведомился:

– Раскопал что-нибудь?

Сегодня они еще не виделись: с утра майор сразу поехал к Наскальному, а лейтенант написал, что «попробует пробить участников по базе», и отправился в управление. Теперь настало время давать отчет.

– Что-нибудь интересное?

– Трудно сказать… – протянул Зябликов.

– Трудно сказать, раскопал или нет? – рассмеялся Колпаков.

– Трудно сказать, что именно я раскопал… – Лейтенант побарабанил пальцами по рулю. – В общем… Странное нам дело досталось, Борис Иванович, очень странное.

– Вряд ли твой рассказ будет страннее, чем то, что я услышал от Наскального, – проворчал майор.

– А что вы услышали от Наскального?

Было видно, что молоденький полицейский изо всех сил пытается отсрочить собственный доклад, и Колпаков пошел ему навстречу:

– Наскальный сказал, не для протокола, как ты понимаешь… В общем, Наскальный сказал, что офицер, который поймал его в сквере, – не человек.

Майор ожидал любой реакции: бодрого смеха, недоверчивого взгляда, скептического замечания… Не дождался.

Зябликов качнул головой, показывая, что услышал примерно то, что ожидал, и у Колпакова от нехорошего предчувствия засосало под ложечкой.

– А у тебя что?

– Я взял изображение нашего… гм…

– Офицера, – строго произнес майор. – Будем считать его офицером, пока не докажем обратного.

– Хорошо, – покорно согласился лейтенант. – Я взял самое лучшее изображение офицера, обработал его, довел до ума и прогнал через нашу базу.

– Преступников?

– Сотрудников.

До Колпакова не сразу дошло, что он услышал, а когда дошло – не сдержался:

– Ты сдурел?

– На нем была наша форма, Борис Иванович, старая, но наша. Вот я и подумал…

– Так…

База сотрудников… Это было самое логичное и правильное. Так и следовало было сделать, когда они увидели форму НКВД – «пробить» таинственного офицера по базе сотрудников.

«Зачем ты туда полез?!»

Честно говоря, Колпаков склонялся к тому, чтобы принять совет Наскального: закрыть дело о киоске, получить взыскание и спокойно дожить последние рабочие дни до пенсии. Но молодой напарник все испортил.

– В общем, вот. – Лейтенант протянул майору фотографию. – Совпадение не стопроцентное, но…

На одном листе Зябликов распечатал два изображения, слева – офицер из сквера, справа – увеличенная фотография из личного дела. Из старого личного дела. Из очень старого, если судить по качеству снимка, личного дела.

– Кто это? – тихо спросил Колпаков, разглядывая волевое лицо человека справа: короткие волосы, чуть приплюснутый нос, холодные глаза, большая нижняя челюсть… Именно характерная нижняя челюсть, массивная, чуть выступающая, делала его чрезвычайно похожим на офицера из сквера.

– Полковник Степанов Василий Васильевич, – доложил Зябликов. И тут же уточнил: – То есть в отставку вышел полковником, а тогда был как раз капитаном.

– Как раз – это как что?

– Как раз, это как наш офицер. Я посмотрел, у него погоны…

– А тогда, это когда? – перебил молодого Колпаков.

– Во время войны… Ну, когда форма… И форма тоже капитанская, я только что сказал… погоны увеличивал…

– Помолчи.

Лейтенант послушно заткнулся.

Но ненадолго. Подождал, давая майору возможность сравнить изображения, и продолжил:

– Василий Степанов из наших, местных. Был активистом, потом пошел в школу милиции по комсомольской путевке, но не остановился, продолжал учиться и стал офицером. Заслуженный дядька…

– Я вроде помню его похороны, – пробормотал Колпаков, не отрывая взгляд от снимка. – Тогда почти все управление пришло…

– Так ведь он Героем Советского Союза был! За Сталинград получил. Служил в десятой дивизии НКВД, которая там насмерть встала…

– Я знаю историю, – вновь перебил напарника майор.

– Во-от… А после войны Степанов бандеровских бандитов из схронов выковыривал, два Боевых Красных Знамени…