Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Все будет в порядке, папаша. Ты не волнуйся… но только я ведь на практику не поеду.
Отец испуганно посмотрел на меня:
— Что еще выдумал?
— Получил вызов в летное училище. Еду туда послезавтра.
Отец всплеснул руками и медленно опустился на стул.
Я молчал: было жаль отца.
Вдруг он неожиданно спокойно сказал:
— Что ж, ты у меня не маленький. Тебе виднее… Ну, говори, что там будешь делать.
Я рассказал, на каких условиях меня отпускают. Он встал, подошел ко мне, обнял и сказал:
— Вон дела-то какие с белофиннами… На фронт, может, пошлют тебя, сынок. Бей врага насмерть… Ты пиши чаще.
В общежитии меня уже ждали товарищи-аэро-клубовцы. Они прибежали сообщить, что получили вызов. Запоздай извещение на два дня — и я бы уехал на практику.
2 февраля утром, накануне того дня, когда студенты уезжали на практику, я, сидя в вагоне, под стук колес с воодушевлением пел вместе с ребята-ми-аэроклубовцами военные песни. Не отрываясь смотрел в окно на запушенные снегом леса, поля, белые мазанки, на новостройки, заводы, фабрики.
Волнующее, радостное и гордое чувство овладевало мной.
Вот она, моя Родина, могучая, никем не победи-мая! Вот что я, летчик-истребитель, буду охранять, а если придется — защищать, пока не перестанет биться мое сердце!..
1. Годен
На станции нас встретил представитель училища — худощавый лейтенант. Пока мы ждали машину, к нам подошел незнакомый паренек с хмурым лицом и сказал, что медицинская комиссия его забраковала, врачи очень придирчивы и нечего нам заранее радоваться. Мы встревожились, но расспросить его толком не успели: лейтенант позвал нас к машине.
Поехали к авиагородку. Остановились у большого поселка. Новые дома, аллеи, спортплощадки. За постройками виден аэродром.
Шум самолетов заполнил, казалось, все пространство. В ясном зимнем небе летало несколько истребителей. Закинув голову, я следил за ними и забыл обо всем на свете.
— Товарищ будущий курсант, фуражка с вас слетит, — раздался чей-то голос.
Передо мной стоял сопровождавший нас худощавый лейтенант.
— Идемте, товарищи, — сказал он. — Пообедаете, отдохнете, а там и на комиссию.
Построились. Чтобы не ударить лицом в грязь и показать свою строевую выправку, чеканным шагом вошли в широкие ворота и, поглядывая по сторонам, направились к казармам.
После обеда наступило наконец время идти на медицинскую комиссию — она казалась нам чем-то очень страшным. Долго и тщательно устанавливали врачи нашу пригодность к летному делу. Надо было побывать в нескольких кабинетах, и после каждого осмотра я тайком заглядывал в бланк. Всюду стояло — «годен».
Я был очень огорчен, узнав, что Кохана забраковал терапевт — у нашего товарища оказалось повышенное кровяное давление. Жаль было с ним расставаться.
Через несколько дней, когда кончила работать комиссия, нам, принятым в училище, выдали красноармейское обмундирование.
Подтянутые, веселые, выстроились мы во дворе. Комиссар поздравил нас: мы вступили в ряды Советской Армии. Перед тем как отпустить нас, он объявил:
— Сегодня, в восемнадцать часов, у вас будет комсомольское собрание. Политрук подробно расскажет вам о распорядке жизни в училище и проведет политинформацию. Такие политинформации у нас в Ленинской комнате проводятся каждый вечер… В добрый час, товарищи! — закончил комиссар.
…Моя мечта осуществилась. Началась новая жизнь, жизнь курсанта авиационного училища.
2. Становимся военными
Вечерами мы собирались в Ленинской комнате. Политрук читал нам «Красную звезду», «Комсомольскую правду». Каждый из нас по очереди делал доклад по вопросам текущей политики. Конечно, с особенным вниманием мы следили за ходом войны с белофиннами. Трудно описать наше ликование, когда мы узнали, что 11 февраля советские войска начали штурм финской обороны и в первый же день пробили брешь в линии Маннергейма.
Нам очень нравилось, как политрук проводил занятия. Он делал доклады и о международном положении, и о литературе, кино, театре. Мы поражались, как он успевает готовиться к занятиям. В своих докладах он связывал вопросы текущей политики с нашими повседневными задачами: с обязанностью соблюдать железную воинскую дисциплину, быть исполнительным, быть верным воинской присяге. У него всегда была наготове шутка, а это курсанты очень любили. Он знал наизусть множество стихов и всегда кстати приводил их в своих беседах.
Был он человеком требовательным, в особенности когда речь шла о дисциплине, и в то же время чутким, внимательным товарищем.
…Коломиец и я попали в одно отделение. В нем — двенадцать человек. Все закончили аэроклубы. Перезнакомились быстро. Из новых товарищей мне особенно нравится Гриша Усменцев. Он привлекает своей энергией, поразительным трудолюбием, жизнерадостностью.
Вскоре меня назначили командиром отделения: на петлицах по два треугольника. Ребята подобрались дружные, дисциплинированные. Все они горячо любят авиацию. Я стараюсь узнать каждого курсанта в отделении. Это моя обязанность. Белорус Иванов, веселый белокурый, сероглазый паренек, полушутя назвал меня «батько». Кличку подхватили и другие товарищи. Я даже сердился, когда слышал, как ребята говорили про меня: «Вот наш батько идет».
Мы живем дружно и весело. Быстро привыкаем к размеренному темпу жизни училища, военной дисциплине, к жизни по уставу.
По субботам ходим в город, в баню. Идем с песнями. Запевает мой земляк — Вася Лысенко, — а мы подхватываем. По сторонам глядеть не положено, но мы все же замечаем, что на нас смотрят, и каждый хочет поразить «гражданских» своей воинской выправкой. По воскресеньям нас иногда отпускают в кино.
Выходной день проходит незаметно и быстро. Кто пишет письма домой, кто идет в спортзал, кто читает книгу. Отбой бывает на час позже обычного. После отбоя в школе наступает тишина. Не спят только дежурные.
Наш строевой командир Малыгин — тот самый худощавый лейтенант, который встретил нас на станции, — строг и требователен. Первое занятие с нами он провел так: приказал вытащить на середину комнаты кровать и показал, как ее нужно заправлять по единому образцу, чтобы не делать ни одного лишнего движения. Сам он все делает быстро, аккуратно и этого требует от нас.
Малыгин вникает во все мелочи нашей жизни. Он приучает курсантов жить и учиться точно по уставу, воспитывает ту любовь к роенной профессии, которая проявляется во всем: и в ревностном исполнении приказа командира, и в том, как начищены сапоги, как затянут ремень, как подшит воротничок.
И незаметно — вчера еще сугубо штатские — становимся мы военными людьми. Трудно установить, как совершается этот переход, как появляются сознание воинского долга перед Родиной, воинская подтянутость, дисциплинированность.