Наконец по изящному подвесному мосту в Рио я пересек полосу воды, что разделяет Пелопоннес и Центральную Грецию. Я направлялся в Месолонгион — знаменитый город, говоря о котором нельзя не упомянуть Байрона (о байронизм — синоним обольщения!).

Где бы я ни оказывался в Греции, я повсюду видел улицы и площади, названные в честь Байрона: Виронас. Говорят, в Афинах есть целый район, который назван его именем. Вот что значит поклонение герою! Наиболее тесными узами с английским лордом связан город Месолонгион. Поначалу он мне не понравился, но несколько дней спустя я понял, что тут каждый камень помнит историю.

Месолонгион находится в низине, чуть ли не ниже уровня моря. Он ни в коем разе не живописен, но пейзаж вокруг производит впечатление: сразу за границей города начинаются горы. Сам же он занимает стратегически важное положение на карте.

Судя по тому, как чтут Байрона столетия спустя, можно подумать, что он своими руками изгнал турок из Греции. Но факт остается фактом: лорд, как говорится, ни разу не обнажил оружия в войне за независимость, но вдохновил другие народы помочь греческим повстанцам в их стремлении освободиться от почти четырехсотлетнего гнета.

Мне было интересно узнать мнение современных греков о знаменитом англичанине. Известная харизматичность отнюдь не мешала его склонности к разврату, кроме того, он был глубоко травмирован событиями детства, а также физическим недостатком, с которым боролся всю свою короткую жизнь. Я разговаривал с несколькими греками, которые порицали лорда за его легкомысленное отношение к женщинам, кровосмесительную связь и гомосексуальность. Его все еще считают героем, хотя многие не очень уверены в том, что это справедливо.

Я зашел в музей, разместившийся в старинном особняке, стены которого в буквальном смысле сочились влагой, которая напитала весь город.

Влажная атмосфера давно уничтожила бы масляные полотна, поэтому здесь висят только копии. Одна из них — знаменитый портрет поэта, на котором он изображен в приобретенном им экстравагантном военном платье[23].

Тут же висит и копия картины Делакруа «Греция на развалинах Миссолонги» [24] . Я впервые получил представление об оригинале, увидев его блеклую копию, и тем не менее она меня тронула. Поруганная женщина с полуобнаженной грудью в национальном греческом костюме стоит на руинах здания, из груды камней торчит мертвая рука. На заднем плане захватчик в тюрбане устанавливает флаг, и не остается сомнений, что надругательство над прекрасной женщиной — преступление. Эта картина дает масштабную историю Месолонгиона: в 1826 году, через два года после смерти Байрона, город в третий раз осадили турки, горожане попытались вырваться из кольца осады. Погибли тысячи. Это трагическое событие было названо Исходом. Город всегда будет оплакивать свое прошлое.

Из музея я направился в парк Героев, посвященный воинам Исхода. Здесь я увидел изящную, возможно идеализированную, статую Байрона [25] . В резком зимнем свете его лицо показалось мне обиженным, словно у ребенка. Пока я стоял и во все глаза смотрел на него, поговорить со мной остановился муниципальный работник, очищавший дорожки от пальмовых листьев.

— Люди не знают о мужестве обычных людей в борьбе с турками, — сказал он. — Они думают, что их прогнал Байрон! Он умер задолго до того, как мы от них избавились!

Насколько мне было известно, поэт нашел свою смерть не в бою: Байрона сразила малярия (в это легко поверить: меня ежедневно кусали здесь свирепые комары). Но человек, опирающийся на свои грабли, хотел поведать мне другую историю смерти лорда Байрона — историю, которую он считал истинной.

— Если ты красив, умен и богат, это не всегда идет тебе на пользу, — сказал он, завершая свой рассказ и снова берясь за грабли.

© Susan Law Cain/Shutterstock

Месолонгион всегда был болотом. Несколько месяцев в году его вообще затапливало. Что вы хотите — ведь здесь было рыбацкое поселение, его строили практически на берегу моря. По окраинам простирались болотистые луга, и улицы в дождливый сезон превращались в топь. Иногда казалось, что море вот-вот поглотит город и он погрузится в слякотную жижу. Настанет день, и Месолонгион окажется отрезанным от мира и вообще прекратит существовать, останутся только миллионы комаров да несколько рыбаков, живущих в свайных домиках над лагуной.

В последние месяцы Месолонгион наводнили голодные сулиоты[26], солдаты из Эпира. Им платили очень мало, и потому хорошего от них ждать не приходилось. Кто-то говорил, что они еще опаснее для жителей, чем турецкая армия, которая все еще стояла поблизости после неудачной осады города двумя годами ранее.

В городе было неспокойно. Десятки солдат расхаживали по улицам — одни были при исполнении обязанностей, другие пили да буянили, и этому гаму сопутствовал нестройный хор уличных торговцев, среди которых громче всех голосили продавцы рыбы.

В такой вот атмосфере, не слишком приятной и не самой благотворной, зародились слухи, что английский аристократ лорд Байрон направляется в Месолонгион, чтобы помочь его жителям, а возможно, и всей Греции.

Лорд Байрон обрел смысл жизни в добровольной ссылке: покинув Англию, он стал союзником освободительного движения в Греции, которая стонала под турецким игом. Байрон очень любил Грецию и страстно верил в независимое будущее этой страны, родины понятия «демократия». Угнетенный народ должен обрести свободу!

© Print Collector/Alamy (почерк Байрона)