Щедрыми финансовыми пожертвованиями (в основном это были средства, полученные от продажи его пользовавшихся огромным успехом книг) он поддерживал Александра Маврокордатоса, главнокомандующего и губернатора Западной Греции. В глазах Байрона Маврокордатос был наиболее вменяемым из греческих вождей, к тому же приобрел немалую популярность, возглавляя войска, успешно противостоявшие первой попытке турок захватить Месолонгион.

Маврокордатос не терял времени — он быстро распространил в городе известие о прибытии Байрона в Грецию, принялся отправлять ему восторженные послания, и у Байрона в конечном счете развилось чрезмерное самомнение.

«Судьба Греции в Ваших руках», — писал Маврокордатос.

Когда прибыли посланцы и подтвердили день приезда Байрона, город загудел от возбуждения. В каждом доме считали, сколько осталось дней до сошествия лорда на берег.

— Я хочу пойти посмотреть на него. Пожалуйста… — умоляла Деспина Димоцис своего отца, зажиточного торговца.

Все — даже шестнадцатилетние девочки — загорелись желанием увидеть Байрона. Столь красочное событие в этом скучном прибрежном городе ожидалось с нетерпением.

Младшая сестра Деспины тоже упрашивала отца отпустить ее.

— Улица — не место для девушек, — твердо отвечал он.

И, только выяснив, что и его жена Эйрини не меньше дочек хочет увидеть торжественную встречу, Эмилиос Димоцис сдался. Он будет находиться поблизости вместе с другими важными людьми города, а девочек будут сопровождать мать и горничная. В конце концов, это исторический момент! Огромные пожертвования лорда Байрона в пользу армии могут избавить Грецию от турок. Он может стать спасителем их страны.

— Он не только знаменитый поэт, — заметила жена Димоциса с игривой улыбкой.

И вот в один из дней начала января огромная толпа собралась на набережной. Тут были простые люди, торговцы, чиновники, священники и солдаты, и все они горели желанием увидеть Байрона. Солдаты принялись стрелять в воздух из мушкетов, а когда поэт сошел на берег, загремел артиллерийский салют.

Правила этикета необходимо было соблюсти в сочетании с формальностями и официальными приветствиями, и Байрон проявлял благосклонность, несмотря на изматывающее путешествие и неважное самочувствие. За короткими речами последовали аплодисменты.

© Print Collector/Alamy (почерк Байрона)

Две девочки, Деспина и Фотини, вместе с матерью стояли на площадке для женщин. Все трое были невелики ростом, а потому выгибали шею, чтобы хоть краешком глаза разглядеть, что происходит.

— Я ничего не вижу! — застонала Фотини.

— А я вижу! Я вижу! — похвасталась старшая сестра. — Все-все вижу!

Эйрини поднялась на цыпочки и посмотрела в том направлении, что и дочь. Вдали она увидела человека, который был ниже двоих сопровождающих, стоявших по сторонам. Неужели это тот, кого они ждали? Он казался таким неприметным.

Байрон смерил усталым взглядом толпу, но потом вспомнил, что должен соответствовать ожиданиям греков, и устроил представление, которого они хотели, — изобразил чарующую улыбку и принялся махать встречающим.

Путь от Кефалонии был нелегким, и поэт некоторое время чувствовал себя неважно. Не способствовали хорошему настроению и шторма. К счастью, теперь он стоял на твердой земле и от набережной до приготовленного для него дома было всего несколько шагов.

— Он, кажется, калека, — сказала женщина, которая стояла рядом с Эйрини Димоцис, глядя, как великий поэт шагает в их сторону, неловко припадая на ногу. — Он что, хромает?

— Кажется, да, — пробормотала Эйрини.

Она представляла себе Байрона иначе. Совершенно не таким.

Ее дочери не слышали этого разговора. Для них ничто не могло испортить настроение этого дня, красочность и пышность зрелища.

Когда долгожданный гость приблизился и толпа расступилась, чтобы пропустить его, девочки поняли, что он смотрит в их сторону. Лорд Байрон, в его необыкновенном красном мундире с золотыми эполетами, показался им еще более впечатляющим, чем они ожидали.

Деспина в толпе была не единственной, кто взирал на него с восхищением. Байрон привык находиться в центре внимания, привык к тому, что тысячи глаз пожирают его. Он поощрял это, наслаждался этим и приветствовал поклонение собственной персоне.

Ему нравилось производить впечатление. Если бы не так, то он не выбирал бы подобных нарядов, не носил бы экзотических причесок, не заказывал бы вычурных шлемов, какие носили греческие воины.

Байрон любил быть любимым, но еще важнее для него было найти объект для своей любви. Он не чувствовал себя живым, пока не находил того, на ком мог сосредоточить всю свою энергию. В огромной толпе он всегда отыскивал отдельную личность. Женщины, случалось, падали в обморок, чувствуя силу его недолгого, но пристального внимания.

Его глаза, обрамленные густыми ресницами, стреляли по толпе и наконец остановились на Деспине, замерли на ней со сладострастным любопытством, которое он даже не пытался скрыть.

Поэт вместе со свитой подошел ближе к тому месту, где стояли женщины. И Деспина внезапно увидела два ясных озера света. На заднем плане в бесконечность уходило Средиземное море, и такими же бездонными казались глаза, чей взгляд был прикован к ней. Она поняла, что тонет в этих смешавшихся красках — голубой и серой со сполохами фиолетового. Глаза Байрона походили на весеннее небо в штормовой день во всей его красоте, непредсказуемости и страсти. Деспина не отвернулась — смело встретила вызов.

Он упивался зрелищем матовой кожи, которую всегда прятали от солнца, осиной талии, бледного румянца на щеках; он знал, что румянец — следствие его мимолетного внимания. Она напомнила ему об «афинской девушке»[27], с которой у него был короткий роман. У него вызвали умиление нежные, детские щеки незнакомки, ее крохотные ушки и носик.

Мысли же младшей сестры Деспины занимал иной объект. Позади лорда Байрона Фотини заметила черноволосого мальчика. На его лице застыло мрачное выражение, и по его поведению она не могла понять, какие отношения связывают его с лордом. Мальчик, несший сумки, был слугой Байрона. И хотя он испытывал чувство благодарности к английскому аристократу, который был столь щедр к его семье на Закинтосе, но настойчивые амурные домогательства Байрона сильно смущали его.

— Посмотри, Деспина! Посмотри! — сказала Фотини, дергая сестру за рукав. — Посмотри на этого мальчика.

Но Деспина не могла оторвать глаз от поэта.