Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да, пожаловаться не могу. Лечили меня на славу.
И, наклонившись к Кате, он прошептал:
– Скажу вам по секрету, моя милая, ведь я богач!
– Да что вы!
– В одной только моей ноге спрятано целое состояние.
И мужчина постучал себя палкой по ноге. Раздался такой звук, словно бы металлом ударили по металлу.
– Что у вас там? – удивилась Катя.
– Скоба. Помните, я рассказывал, что мою ногу разнесло в клочья?
– Да.
– Чтобы ее скрепить, была поставлена скоба из самого дорогого металла на планете – платины.
– Не может быть! Это же страшно дорого!
– В Советском Союзе иногда применялись весьма оригинальные технологические решения. Так что моя нога стоит кругленькую сумму. Думаю, потянет на полмиллиона. Когда помру, завещаю ее своему племяннику. Пусть пилит. Не знаю, правда, как он потом объяснит в морге, почему труп дядюшки без одной ноги, но, в конце концов, это же будут уже не мои заботы.
И он подмигнул Кате. Она улыбнулась в ответ. Веселый такой дяденька. Без комплексов.
А собеседник продолжал рассказывать:
– Конечно, скоба у меня в ноге должна была быть впоследствии изъята, все-таки платина, металл ценный. Скоба имела свой номер, ее должны были у меня забрать, когда моя собственная кость бы восстановилась. Но так уж получилось, что Советский Союз – держава, выдавшая мне такой дорогостоящий протез, как раз в это время приказала долго жить. Все налаженное за долгие годы хозяйство рухнуло в одночасье. И про меня просто забыли. Никто даже не догадывается, что у меня в ноге целое состояние. Так и хожу себе с двумя костями в ноге – одной моей родной и второй платиновой.
В это время появился Решетников.
– Виссарион Иванович, что же вы не сказали, что пришли!
– Ничего, ничего. Мы тут мило поболтали с очаровательной девушкой.
– Сейчас принесу ваш планшет.
И Решетников скрылся.
Катя же из любопытства спросила:
– А в честь кого вас назвали Виссарионом? Наверное, в честь Белинского?
– Нет, тут вы не угадали. Виссарионом меня назвали в честь отца Сталина. Как вы должны помнить, отца народов звали Иосифом Виссарионовичем. Родился я в пятьдесят первом, когда Сталин был еще в почете и силе. И мой собственный отец решил, что ребенку будет легче пробиваться в этой жизни, имея такого влиятельного тезку.
– Назвал бы уж сразу Иосифом.
– Йосей уже звали моего старшего брата. Мне пришлось стать Висей.
Интересную беседу прервало появление Решетникова, который торжественно вручил планшет. Виссарион Иванович поблагодарил его, попрощался с Катей и вышел, все так же припадая на правую ногу. Видимо, платиновая кость все же не смогла полностью заменить собой родную.
Заполучив раскодированный смартфон, счастливая и довольная Катя выскочила на улицу. Ей не терпелось порыться в его содержимом, но она хотела сделать это без помех. Да еще оборзевший Решетников что-то забормотал о том, что работа была сложная и потому недешевая и что он сделает Кате хорошую скидку. Но скидка подразумевала под собой хоть какую-то, да оплату. А Катя ничего платить не собиралась. Денег у нее было в обрез. Так что она сделала вид, что не слышит и не понимает намеков Решетникова. И, послав ему воздушный поцелуй, убежала.
– Неловко получилось. И чего я не взяла вчера у Сипягина немножко денег из его тайника.
Вчера Кате даже не пришло в голову, что она может завладеть хотя бы частью денег покойника. Кто она такая Сипягину, чтобы брать его деньги? Бывшая любовница, да и только. Да, они вместе жили, но когда это было. Взять на память какую-то вещицу – это одно. А завладеть деньгами – это уже совсем другое. Катя помнила, что у Сипягина имелись родители, они и должны были стать его наследниками.
– Хотя если в квартиру первыми заявятся полицейские, то деньги из тайника могут куда-нибудь исчезнуть. И чего я лоханулась!
Но Катя знала за собой такую черту. Приступ необоснованной честности, прямо-таки доходящей до глупости, мог начаться у нее в любую минуту. Вот и вчера над тайником Сипягина она думала лишь о том, на что из всего этого богатства она имеет право. Вчера получалось, что на один лишь медальон. Но сегодня Катя уже думала иначе. Если она будет вести расследование смерти Сипягина, то будет справедливо, если и оплачивать расходы она будет из денег Сипягина.
– И как я вчера об этом не подумала! Нет, по определению я просто дурочка!
Хотя вчера Катя еще не думала, что примется расследовать смерть Сипягина. Она и сегодня не была уверена в том, что поступает правильно.
– Может, лучше затихариться? Уехать куда-нибудь в другой город. К тете, например, в Москву. В Москве они меня фигушки найдут.
Но что-то подсказывало Кате, что это было бы неправильно. А правильно ей остаться тут и продолжить расследование самостоятельно.
– И все же помощь мне нужна.
И словно бы в ответ на ее мысли, ей позвонил Петюнин.
– Так, мне это надоело! – заявил он ей, даже не соизволив поздороваться. – Ты хоть понимаешь, во что ввязалась?
– Во-первых, доброе утро.
– Для кого же это оно доброе? – ехидно поинтересовался детектив. – Может быть, для твоего Сипягина?
В тоне детектива слышался такой сарказм, что Катя поняла. Петюнин все знает. Притворяться и дальше просто глупо.
И Катя поникшим голосом спросила:
– Его уже нашли?
– Мать приехала вчера проведать сыночка и нашла вместо него свеженький труп.
Значит, труп уже нашли. И тайник с деньгами, надо полагать, тоже. Мимолетное сожаление пронеслось в душе у Кати. Эх, надо было все-таки взять хотя бы одну пачечку из тех сотен, что лежали в тайничке. Небось с наследников Сипягина не убудет, а ей бы сейчас деньги очень пригодились. На своих двоих много не набегаешь. А такси стоит дорого.
В мысли Кати ворвался голос Петюнина:
– Признавайся, твоих рук дело? Ты прикончила муженька?
– Ты что! Сипягина застрелили снаружи. Кто-то выстрелил через окно и разнес ему черепушку. Я в это время была в другой комнате. Дверь была закрыта. Я даже не видела, как все произошло. Просто раздался звон разбитого стекла и падение тела. А когда я сломала дверь, то нашла Сипягина уже на полу.
– Понятно. Значит, и впрямь работал профессиональный снайпер. Не обманули меня.
– Кстати, сегодня ночью меня тоже хотели застрелить.
И Катя рассказала про дырку в окне и пулю, найденную в дырявой подушке.
– Ну, ты вообще, мать, даешь! И как ты умудрилась так вляпаться?
– Не знаю.